– Да я ничего... Ненароком вышло...
– оправдывался сарацин, а потом кинул пригоршню какого-то порошка наземь и исчез в возникшем дыму.

Я же испугаться тогда не успела, а сейчас ноги так и подкосились. Это меня чуть было не похитили в гарем? Ох, батюшки!

– Девонька, ты как?
– спросили защитники.

– Цела, добры молодцы. Благодарствую, - встала, поклонилась им в пояс.

– Глянь, краса какая, может, пойдёшь за меня замуж?
– спросил один здоровяк, милый на лицо, с русой бородой да усами да серыми очами.

А я очи долу и опустила.

– Не серчай, добрый молодец! Хорош ты, да не по мне, - отвечала ему. Не могу на иных заглядываться, окромя тех пятерых, что батюшка выбрал. Вголос, правда, не сказала сего.

– Ладно, девица-красавица, кричи, коль в беде окажешься - придём на выручку, - не осерчал мужик, да и остальных увёл, позволив вздохнуть вольно.

Пыл торг вести растеряла, да взялся за гуж, не говори, что не дюж. Уже без прежнего задору хвалила товар. Подходили мало. Но к обеду весь товар ушёл. Сложила все шкурки в один мешок, а мелочь в узелок завязала. А тут знакомый дедок и пожаловал.

– Доброго дня, Руся, домой подбросить тебя?
– спросил, не слезая с уже пустой телеги.

– Доброго дня, дедушка! Будь добр, коль не затруднит!

– Садись, красавица!

Просить дважды не пришлось. Пока ехали, со стариком вели беседу. За время торга некогда было продохнуть да послушать, о чём народ судачит. Решила у старика выпытать. Он, правда, про свою внучку сказывал. Красавица, уже в пору вошла. Вот жениха ей и приглядывает.

– А коль ей не мил окажется?

– Другого найдём. Добрых молодцев хватает.

Я и пожаловалась, как меня сегодня чуть не украли, да как защитник замуж звал.

– Чего ж не согласилася? Не мил?

– Не могу. Батюшка не одобрит.

– Так мил же тебе?

– Всё одно. Нельзя мне на иных глядеть.

Дед ничего не сказал.

– Дедушка, а какие слухи витают?

– Да про царску дочку молва судачит. Женихов из разных краёв наедет скоро. Ристать* будут.

Уж к царскому терему подъехал. Я ему хотела кунью мордку отдать, так не взял. Поблагодарила его да пошла в терем.

А там уж переполох. Такой, будто пожар.

– Что случилось?

– Царская дочка пропала!
– ответил пробегающий мимо мальчишка.

– Которая?
– решила уточнить, о мне речь идёт или нет.

– Русана.

– Так вот она я!

Неужто Зорька не сказала, что уехала на рынок? Хотя, влетит от отца. А что делать, всё равно признаться нужно. В политике хитрить можно, а семью обманывать нет.

– Нашлась!
– крикнул на весь терем мальчонка. Другие тоже подхватили. Донося до всех остальных радостную весть.

К отцу я явилась с повинной головой. Он отослал всех из приёмных покоев, где восседал за столом с ворохом бумаг.

– Ну и где пропадало дитя непутёвое. Сама явилась, знать, сама и ушла. Предупредить не могла, что взбрело прогулятся?

– Прости, батюшка. Думала, не разрешишь выйти в град, на ярмарку.

– Что приобрела?
– деловито поинтересовался он.

– Не приобретала я, торг вела.

– Успешно?

Я высыпала тушки куниц, служивших нам деньгами. Вдруг узрела это "богатство", и грусть такая взяла. Это ж сколько надо было убить животных? И ради чего? Дабы мену вести?

Отец окинул безразличным взглядом деньги.

– Ладно, цену труду ты знаешь. А теперь давай обсудим твой сломанный оберег.

Заметил. И хоть скрывать происшествие не собиралась, но не надеялась, что так быстро узнает сам. Но наблюдательный, не чета мне. Я вот скорпия заметила, а выводы не сделала.

– На меня напали.

– Кто?

– Покупатель. Я не видела его, он прятался под плащом. Но когда расплачивался, заметила скорпия на руке. И выговор отличался от нашего. Меня пытались похитить.

– И?

Я растерялась. Что отец ещё желает услышать? Может быть, что ещё заметила. Но ведь больше ничего. Хотя...

– У него мешок был с рунами. А как сыпала в него зерно, то не прибавлялось, будто дна там не бывало. И когда мешок накинул на меня, а защита вспыхнула, за меня вступились местные мужики. Хотели побить сарацина. Да только он использовал какой-то порошок, создающий клубы дыма. То ли скрылся просто, то ли перенёсся куда-то.

– Значит, сарацин, - задумался отец.
– Что ещё было?