— Так точно. — Васин вскочил, вытянул руки по швам.

В лагере приучили.

… От Тишинского до Первой Брестской ходьбы — пять минут. Жорка Столб набирал команду не мудрствуя лукаво, как говорится в казенных бумагах, — по районному принципу.

Резиденция Виталия Горохова, по прозвищу Стручок, находилась во флигеле, в глубине старинного московского двора. На подходе к неказистому строению Казарян услышал громкое немузыкальное пение.

Дверь выходила во двор. Звонка не было. Казарян кулаком замолотил в дверь. Сильно наштукатуренная баба открыла с улыбкой, ожидая, видно, встретить желанного гостя. А увидев Казаряна, нахмурилась:

— Чего тебе?

— Мне бы Виталия повидать.

— А кто ты такой?

— Человек, который хочет увидеть Виталия.

— Ходют тут всякие! — вдруг заблажила баба. — Знать тебя не знаю и знать не хочу! — Баба орала, а Роман смотрел, как девочка лет пяти игрушечной лопаткой устраивала бурю в неглубокой луже.

— Тише, тетка, — безынтонационно сказал он. — С милицией разговариваешь.

— Безобразие какое-нибудь сотворил? — нормальным голосом спросила вмиг усмиренная баба. — Я его счас позову.

Через минуту появился Виталий Горохов, хлипкий еще юнец, белесый, румяный и пьяненький.

— Чуть что, сразу Горохов! — сходу атаковал он. — Меня советское правительство простило, а милиция теребит. Ничего я такого не делал и знать ничего не знаю!

— Ты четыре дня тому Васина искал. Зачем понадобился?

Виталий Горохов по прозвищу Стручок похлопал глазами и, похоже, занялся непривычным для себя делом — думал. И выдумал:

— Он мне еще с тех времен полста должен. А я сейчас на мели. Вот и пошел к нему. Думал, что возвратился. А он не прибыл еще.

— Ну, это ты врешь, — сказал Казарян. — Кто тебя к Васину посылал?

— Не верите, да?! Раз сидел, значит не верите!!! — Стручок накачивал себя, чтобы вызвать блатную истерику. — Тогда хватайте, тащите, в тюрьму сажайте!!!

— Ты меня на стос не возьмешь, портяночник, — перешел на феню Казарян. — И стойку передо мной не держи. Не хочешь калякать, и не надо. Но запомни: ты на них шестеришь, а если что — они тебя сдадут первого.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и ушел. Но ушел недалеко: перейдя Брестскую, вбежал в подъезд дома напротив и, поднявшись на пролет, встал у окна. Отсюда хорошо просматривался выход из флигелька. Ждал он недолго.

На ходу натягивая пальтишко, выскочил из флигелька Виталий Горохов. Покрутился на месте, оглядываясь. Выбрался за ворота, посмотрел по сторонам и успокоенно двинулся быстрым шагом по неотложным делам. Спускаясь по лестнице, Роман тихо смеялся.

Вести такого — милое дело. Наперед знаешь, где клиент будет проверяться. Тем более что уже догадался, куда его несет. Несло Горохова на Пресню к такому же порчиле, как он сам, к Генке Иванюку, однодельцу. Все, как по расписанию. На улице 1905 года Стручок исчез в подъезде дома номер шестнадцать. Выбрав местечко поудобнее — за частым забором — Казарян стал ждать. Минут через десять выскочил Горохов; суетливо и откровенно проверившись, побежал домой, допивать водку и песни петь.

Роман, прождав положенный контрольный час, тоже побежал на Петровку…

— …Санятка где? — спросил Казарян у Ларионова.

— В Измайлове милиционера убили.

Хевра брала ствол. Брала подло, грязно, неумело. Постового милиционера ударили ножом сзади. Он упал, успев вытащить пистолет, и, уже теряя сознание, выстрелил. Они, в ярости и страхе, топтали ногами, добивая. Потом побежали в открытую, глупо, непрофессионально. Через три минуты милиция узнала о происшедшем, через пятнадцать — район был оцеплен, а через сорок — обложили кособокую, с кривыми окнами избушку в Новогирееве.

Смирнов выбрал булыжник поприкладистее и, остерегаясь, запустил им в окно. Раздался звон разбитого стекла. Александр зашел с непростреливаемой стороны поближе и громко, отчетливо произнес:

— В связи с чрезвычайными обстоятельствами у меня есть полномочия. Могу вас живьем не брать. Со мной рядом — товарищи и друзья убитого милиционера. Уйти отсюда вы можете только двумя способами: в наручниках или на катафалке. Предлагаю сдаться. Предлагаю в первый и последний раз.

— Гад! Падло! Пес рваный! — завыли, завизжали, запричитали в избушке и дважды выстрелили.

Было ясно: эти не сдадутся. Пьяные или намарафеченные…

Смирнов, не торопясь, отошел к своим.

— Сколько их точно? — спросил капитана, руководившего оцеплением.

— Шестеро. И два ствола по крайней мере.

— Не сдадутся… Придется их брать, капитан. Я пойду, а вы отвлекайте. По окнам стреляйте, что ли. Все равно шум уже подняли.

Смирнов вытащил из-под мышки фронтовой парабеллум. Пошел…

Капитан добросовестно отнесся к порученному делу. Методичный огонь по окнам не давал возможности бандитам наблюдать за происходящим. Стоя с непростреливаемой стороны, Смирнов подозвал к себе трех милиционеров.