– Где записка? – спрашивает она.

Я показываю на комод, и она поднимает брови:

– Что? Проблемы с чтением?

Я выше ее на шесть-семь дюймов и тяжелее приблизительно на пятьдесят фунтов. Я могу запросто отметелить ее, даже если у нее есть боевая подготовка. На секунду я представляю себе эту сцену, а потом иду к комоду и разворачиваю записку, в которой написано:

НОМЕР ЧЕТЫРЕ

– Номер четыре, – говорю я ей. – А ты что, об этом не знала? Мне казалось, ты сама это и написала, – передразниваю я ее подхалимский голос, которым она разговаривала с Альфой.

Еллоу недовольно прищуривается и начинает рыться в одежде. Я замечаю, что каждая вешалка пронумерована. Вешалки под номерами один, два и три уже валяются на полу, а Еллоу держит в руках сшитое из огромного количества парчи платье с глубоким декольте.

– Ты по-любому в него не влезешь, – она осматривает платье, а потом переводит взгляд на меня.

Я вырываю платье у нее из рук и бросаю его на кровать.

– Заткнись. У меня спортивное телосложение, я мускулистая и сильная. Можешь прекратить свои попытки унизить меня.

Еллоу поднимает брови и, подняв руки, недоуменно смотрит на меня:

– Эй, – говорит она. – Я и не пыталась. Просто хотела объяснить, что вся одежда была сшита по меркам, которые мы получили заранее. И если черное платье оказалось тебе мало, то и остальная одежда будет тоже. Ее перешьют, но сегодня мне придется потуже затянуть корсет.

Кажется, ей действительно жаль. Может, я слишком резко отреагировала на ее слова? Но потом Еллоу поднимает вешалку, на которой висит бежевый инструмент для пытки на китовом усе.

– Я не надену корсет, – говорю я ей.

– Наденешь. Мы напрасно тратим время. Мне нужен фен и утюжок для завивки волос. У тебя есть?

– У меня есть фен, – показываю я на свисающий с раковины старенький фен, который появился у меня в шестом классе.

Еллоу заглядывает в ванную и с отвращением смотрит на меня:

– Мой определенно лучше. Подожди.

Она оказывается за дверью в мгновение ока. Я дотрагиваюсь до корсета. На ощупь он жесткий и плотный. Я совершенно точно его не надену. Женщины не просто так бунтовали против корсетов, а потом рожали девочек, которые носили штаны, а те, в свою очередь, рожали девочек, которые сжигали лифчики. Если я надену это, то своими руками перечеркну сотни лет прогресса.

Через несколько секунд Еллоу возвращается с феном, утюжком и огромной косметичкой.

– Садись, – командует она, вставляя вилку утюжка в розетку возле кровати. – У нас только семь минут.

Она распрямляет мои влажные затянутые в узел, волнистые волосы, пробегает пальцами по всей их длине и включает фен. Через несколько секунд она выключает его.

– У тебя густые волосы, – сквозь зубы произносит Еллоу, как будто я в этом виновата. С этими словами она вручает мне фен, – На, суши, пока я буду наносить макияж. Попытайся сильно не ерзать, – что я и делаю, пока Еллоу подводит мне глаза. Она пудрит мне лицо, наносит немного румян на щеки и красит губы ярко-красной помадой. Закончив, Еллоу затем забирает у меня фен и выключает его.

– Ты слишком медлительна, – С этими словами она берет утюжок для завивки волос и слегка дотрагивается до него пальцами, чтобы проверить температуру. Потом хватает большую прядь все еще влажных волос и закручивает ее на утюжок. Когда горячая поверхность утюжка касается волос, раздается шипящий звук. По мере накручивания она закалывает волосы вокруг моего лица.

Наконец, Еллоу откладывает утюжок, выдергивает вилку из розетки на стене и идет к кровати. Я мельком бросаю взгляд на себя в зеркало.

Срань Господня!

Еллоу превратила меня в какую-то бледнолицую проститутку из прошлого. Я не сильно крашусь, поэтому то, что у меня сейчас на лице, – тихий ужас. Подводка настолько густая, что я выгляжу как енот, щеки – ярко-розовые. А лицо... ну, лицо белое, как будто я собираюсь играть в театре Кабуки.

Я моргаю.

– Уверена, там, куда я направляюсь, так не красятся.

Еллоу берет корсет и с презрением смотрит на меня:

– Ты что, вообще ничего не знаешь?

– Прости?

– Это платье в колониальном стиле сделано из итальянского шелка. Так что ты будешь выглядеть, как богатая дама из высших слоев общества, чья одежда соответствует европейской моде конца восемнадцатого века. И еще это значит, что я идеально тебя накрасила.

– Я... – не знаю, что на это сказать. Откуда Еллоу все это знает?

– Вставай! – командует она, держа в руках корсет.