Засветив электрический фонарь, Борщенко, следя за знаками, осторожно углубился в подземный лабиринт, тщательно проверяя по знакам, куда сворачивать.

Наконец он выбрался к стене седьмого барака. У крыльца его встретил Данилов и молча провел в знакомую уже кладовку.

–  Садитесь, товарищ Борщенко. Сейчас все соберутся.

Не прошло и пяти минут, как члены комитета уже сидели на своих местах, вокруг бочки, заменяющей стол. Кроме уже знакомых Борщенко товарищей, было еще двое. Тусклая коптилка освещала суровые лица комитетчиков и создавала ощущение глубокой таинственности происходящего.

Смуров открыл заседание комитета и объявил:

–  Докладывай, товарищ Ракитин, как обстоит дело с отрядом…

Ракитин, худощавый блондин, говорил спокойно, тихо.

–  Отряд получился хороший, - заключил он.
– По отделениям мы его разбили учитывая, кто в каких частях был на фронте. Ребята подобрались подходящие. Я доволен…

Задав Ракитину несколько вопросов, Смуров обратился к его помощнику:

–  Не найдется ли у тебя, Гуров, сигаретки для гостя?

Гуров охотно вытащил из кармана портсигар, открыл его и протянул Смурову. Тот, не трогая сигареты, передал портсигар Борщенко.

Борщенко впился взглядом в знакомую монограмму «ЕА», выжженную на крышке, и дату «8 мая 1941 года». Он осторожно закрыл портсигар и вернул Смурову.

–  Я не курю, товарищ Смуров.

Потом встал, прошел к ящику, на котором сидел Гуров, и стал за его спиной.

Смуров внимательно посмотрел в лицо Борщенко, перевел глаза на портсигар, который продолжал держать, и, разглядывая монограмму, спросил:

–  Что это за монограмма на твоем портсигаре, Гуров?

–  А это инициалы моего старого друга, который преподнес мне когда-то этот скромный подарок. Он дорог мне как память…

–  Интересно. Поглядите, товарищи…

Портсигар пошел по рукам. А Смуров, как бы продолжая прерванный ранее разговор, спросил:

–  А что ты, Гуров, скажешь об отряде?

–  Я присоединяюсь к словам товарища Ракитина.

–  А как фамилия товарища, подарившего тебе портсигар?
– неожиданно, в упор спросил Смуров.

–  Фамилия?
– забеспокоился вдруг Гуров.
– Фамилия Ефремов… Андрей Ефремов… Андрей Петрович Ефремов…

–  Когда он подарил тебе портсигар? Отвечай быстро! Ну!

–  Перед войной.

–  Где?

–  В Одессе. Да что ты, товарищ Смуров, так меня, словно допрашиваешь?..

–  В Киеве был?

–  Нет, не был.

–  Врешь! Ты был там вместе с другими власовцами!

Гуров побледнел, но продолжал держаться:

–  Я протестую!..

–  Тебе подарил этот портсигар твой земляк Шакун, с которым ты в Киеве расстреливал наших людей!
– с ненавистью сказал Смуров и встал.

Вскочил и Гуров. Он рванулся к выходу, но был брошен на ящик обратно, придавленный рукой Борщенко.

–  Выкладывай, Гуров, начистоту, кто ты и кого уже успел предать!
– предложил Смуров.

Неожиданным прыжком Гуров попытался снова вырваться к двери, но снова был придавлен к ящику с такой силой, что затрещали доски. Тогда он сунул руку в карман. С обеих сторон его схватили Глебов и Анисимов.

–  Обыщите его!
– приказал Смуров.

Борщенко быстро вывернул карманы Гурова и вытащил оттуда пистолет и какие-то документы и бумаги. Все это он положил на бочку, перед Смуровым. Тот просмотрел документы, развернул большой лист бумаги и начал молча читать.

Лицо Гурова побелело.

–  Вот, товарищи, смотрите, - медленно начал Смуров.
– Донос в гестапо о наших планах, со списком руководящего центра и актива.
– Смуров передал бумагу Митрофанову, и она пошла по рукам.

–  Так, - продолжал Смуров.
– Значит, ты уже трижды информировал о нас своего «земляка». Информировал предварительно, устно. А теперь приготовил рапорт, по всей форме, для высшего начальства. Сейчас мы будем судить тебя нашим революционным судом!.. Будешь отвечать на вопросы?..

Гуров молчал, стиснув зубы.

–  Товарищи! Вещественные, неопровержимые доказательства предательской деятельности власовца Гурова - Пенкина перед вами, и они неопровержимы. Будут ли вопросы к подсудимому?

–  Что же тут спрашивать?
– сказал Виндушка.- Оружие и документы дают ответы на все вопросы. А рассказывать о своей провокаторской, изменнической деятельности он не хочет.

Гуров молчал, злобно сверкая глазами,

–  Немедленно казнить предателя!
– предложил Медведев.