— Неинтересно и тоскливо. Зачем вы попросила меня... — она вынула пудреницу, быстро провела по лицу пуховкой, вытерла губы.

— Я вначале считал, что ваш муж военный, тот, который был с вами в убежище.

— Нет! То был просто хороший знакомый... Он военным стал недавно. До войны он работал в нашем тресте калькулятором. Щелкал арифмометром.

В комнату вползала темнота. Улица утихала. Виктория спустила ноги с дивана.

— Может быть, прикроем окна и включим свет, я не люблю сидеть впотьмах. Очевидно, я не кошка... хотя мой муж называл меня кошкой...

Они закрыли окна, опустили светонепроницаемые шторы. Упала, шурша, бумага.

— Надо проверить вначале. Подождите, не зажигайте... Я сама. Это по моей специальности. Представьте, одно время я работала электромонтером. Я вам забыла сказать... Ой... я могу споткнуться.

Богдан нащупал ей локоть, и они пошли к дверям. Но она быстро освободила свою руку и самостоятельно прошла вперед.

— Вы не там ищете, — сказал Богдан.

— Покажите.

Он ваял ее руку и положил на выключатель. Она медлила, потом повернула выключатель. Вспыхнул свет.

— Какой яркий, — прикрывая ладонями глаза, сказала она.

— Мы зажжем настольную лампу.

— Пожалуй, лучше,— согласилась она, — только накройте сверху чем-нибудь. Спасибо. Так будет хорошо. Я не люблю сидеть впотемках, особенно в помещении, но не переношу и слишком яркого света.

Он опустился возле нее, взял ее руку. Она осторожно высвободила ее, взяла его руку и положила на валик.

— Вам не бывает скучно, Богдан Петрович?

— Не думал над этим, — сказал он суховато, — работа.

Она погладила его руку и лукаво заглянула ему в глаза.

— А я знаю, почему вы вдруг надулись. Не надо, Богдан Петрович, дуться. Ведь вы хороший... Помните, тогда я как дура прилетела к вам с носилками? Мне вот хочется сейчас сделать подвиг, большой, красивый. Быть героиней. И вот увидеть — как тогда будут ко мне относиться. Вероятно, тогда я умру, как женщина. Не правда ли? Я прожила с мужем всего шесть месяцев. Тот военный, наш калькулятор, ухаживал за мной, целовал мне руки и все. Я на него иногда кричала. Вот на вас нельзя кричать, вы такой большой, сильный, — она засмеялась, погладила его руку. — Как все странно получается, Богдан Петрович! У вас хорошая жена. Замечательная она женщина. Какая она счастливая! Каждому свое счастье. Как вы относитесь ко мне?

— К вам?

— Ко мне. Только откровенно.

— Вы мне нравитесь, — смущенно произнес Богдан. — Вы хорошая.

...Богдан несколько помедлил, вглядываясь в опущенные ее ресницы, от которых вниз падала легкая тень.

— Дома я привык к семье, Виктория... Я возвращался домой и находил полное успокоение, радость. Вот сегодня мне было тяжело войти в эту пустую, заброшенную квартиру. Я внезапно почувствовал себя тоже вот таким же заброшенным, необитаемым...

Виктория слушала его внимательно, изредка понимающе кивая головой. Когда он замолк, она еще несколько секунд подождала, точно ожидал продолжения его мысли, потом подняла ресницы.

— Мне это очень понятно, Богдан Петрович. Я вас и представляла именно таким... большим и чистым. Поэтому мне казалось, что я вас боюсь... Если вас не раздражает мое присутствие, если только это в какой-то мере может заменить вам присутствие вашей жены, Вали, я буду... счастлива. Я тоже живу в пустой и страшной квартире, тоже одинока... — она встряхнула волосами, — а вы знаете, мне хочется кушать.

Она сказала это так необыкновенно просто, что Богдану неожиданно стало легко с ней и даже весело.

— Мне больше ничего не нужно... Лишь бы вам было приятно. После отъезда Вали вам ведь скучно. Никакая работа не заменит женскую ласку, что бы там ни говорили. Мне хочется кушать, — сказала она просто, — хочется кушать.

— У меня что-то должно быть в буфете. Правда, последнее время я здесь не живу, но, вероятно, что-нибудь обнаружится.

— Я сама буду хозяйничать, Богдан Петрович.

Она подошла к буфету, открыла дверку, приподнялась на цыпочках, рассматривая, что имеется на верхних полках.

Вскоре на столе очутились коробка сардин, сыр, сморщенный лимон и сухая колбаса. Богдан достал бутылку вина, звучно откупорил ее.

— У нас будет пир, — сказала Виктория, — вы не браните меня?

— Нисколько. Мне приятно, что вы у меня в гостях. Вы такая милая.

— А все же я хорошая? — спросила она вызывающе.

— Хорошая.

— Ну, не будем больше ни о чем думать. Может быть, с большой радостью будем вспоминать этот пир.

Она выпила бокал вина, отставила его, задумалась. Потом встряхнула волосами, засмеялась.