Недетские сказки

Сказки Оскара Уайльда произведут впечатление на людей любого возраста. Казалось бы, ничего особенно нового Уайльд в своих сказках не написал, классические прописные истины о добре, самопожертвовании, любви, дружбе, о человечности, сострадании и многом другом, но через призму любви Вьюрка и Осоки, Рыбака и Русалочки, злоключений Звездного малыша мы можем посмотреть под другим углом на свою собственную жизнь и стать немного лучше, добрее и понять, что счастье – вот оно, внутри нас.

В вышине над городом на огромном столпе воздвигли статую Счастливого Принца. Весь он сплошь был покрыт золотом высшей пробы, вместо глаз у него горели два ярких сапфира, и большой красный рубин сиял в рукояти его меча.

Все восхищались им безмерно.

– Он прекрасен, как флюгер, – отмечал один Городской Советник, желавший прослыть человеком с развитым художественным вкусом. – Только пользы от него поменьше, – прибавлял он, опасаясь, как бы люди не сочли его непрактичным, каковым он в действительности не был.

– Почему не можешь ты себя вести, как Счастливый Принц? – спрашивала сыночка благоразумная мать, если он плакал, желая луну с неба. – Счастливый Принц и не думает ни из-за чего плакать.

– Рад, что хоть кто-то в мире счастлив, – бормотал разочарованный человек, глядя на удивительную статую.

– Он похож на ангела, – говорили Приютские Сироты, выходя из собора в ярко-алых накидках и чистых белых передниках.

– А вы откуда знаете? – спрашивал Учитель Математики. – Вы же никогда не видали ангелов.

– Ах, мы видали – мы видали их в грезах, – отвечали дети, и Учитель Математики хмурился, взирая на детей весьма сурово, ибо детских грез не одобрял.

Как-то ночью пролетал над городом маленький Стриж. Его друзья полтора месяца назад улетели в Египет, а он остался, ибо влюблен был в прекраснейшую Осоку. Они познакомились весною, когда он гонялся над рекою за большой желтой бабочкой и так был очарован тонким станом Осоки, что остановился с нею побеседовать.

– Полюбить ли мне тебя? – спросил Стриж, склонный переходить к сути, не мешкая, и Осока низко ему поклонилась. Закружил подле нее Стриж, крылышками касаясь воды и пуская по ней серебристую рябь. Так он ухаживал, и это продолжалось все лето.

– На редкость нелепая привязанность, – чирикали прочие Стрижи. – У нее вовсе нет денег, а родственников – целая куча. – В самом деле, вся река заросла Осокой. Потом, когда наступила осень, все Стрижи улетели.

Когда они улетели, Стрижу стало одиноко; он начал уставать от своей дамы сердца.

– Она вечно молчит, – говорил он, – и, боюсь, она кокетка, ибо вечно флиртует с ветром. – И точно: всякий раз, когда задувал ветер, Осока весьма грациозно приседала в реверансе. – Она домоседка, тут уж не поспоришь, – продолжал он, – однако я склонен путешествовать, и жена моя, следовательно, тоже должна любить путешествия. Ты полетишь со мною? – наконец спросил он Осоку, но та покачала головой – слишком привязана была она к дому. – Ты водила меня за нос! – вскричал Стриж. – Я улетаю к Пирамидам. Прощай! – И с этими словами он улетел прочь.

Целый день летел Стриж и под вечер добрался до города.

– Где бы мне остановиться? – задумался он. – Надеюсь, город подготовился.

Потом он увидел статую на высоком столпе.

– Остановлюсь-ка я здесь, – вскричал он. – Великолепное место, и вокруг свежий воздух. – И он примостился меж ступней Счастливого Принца. – У меня золотая спаленка, – тихонько молвил Стриж сам себе; но едва сунул он голову под крыло, на макушку ему упала большая капля. – Как интересно! – воскликнул он. – На небе ни облачка, звезды чисты и ясны, а дождь тем не менее идет. Ужасный все-таки климат в этой северной Европе. Осока любила дождь, но это у нее исключительно из себялюбия.

Упала вторая капля.

– Что проку в статуе, если она не защищает от дождя? – сказал Стриж. – Поищу-ка я лучше дымоход с колпаком. – И он собрался улетать.

Но не успел он расправить крылья, упала третья капля. Стриж глянул вверх и увидел – ах! что же он увидел?

В глазах Счастливого Принца стояли слезы, слезы катились по золотым его щекам. Лицо Принца было столь прекрасно в лунном свете, что сердце Стрижа наполнилось жалостью.

– Ты кто? – спросил он.

– Я Счастливый Принц.

– И чего же ты ревешь тогда? – спросил Стриж. – Ты меня насквозь промочил.

– Когда я был жив и обладал человеческим сердцем, – отвечала статуя, – не знал я, что такое слезы, ибо жил во Дворце Сан-Суси [2] , куда не допускаются печали. Днем играл я с друзьями в саду, а вечерами первым шел танцевать в Парадной Зале. Очень высокая стена окружала сад, но ни разу не спросил я, что находится за нею – так прекрасно было все, что меня окружало. Придворные звали меня Счастливым Принцем, и я был счастлив, если счастье составляют удовольствия. Так я жил и так умер я. И теперь, когда я мертв, меня поставили здесь, высоко-высоко, дабы видел я все уродство и все горести моего города, и хотя сердце у меня из свинца, ничего не остается мне – только плакать.