Внезапно расправила Зарянка серые крылышки и взмыла в воздух. Тенью миновала Зарянка рощу и тенью проплыла над садом.

Посреди сада на лужайке стоял прекрасный Розовый Куст, и Зарянка, увидев его, подлетела и примостилась на ветке.

– Дай мне алую розу, – сказала она, – и я спою тебе сладчайшую свою песню.

Но Куст покачал головою.

– Розы мои белы, – отвечал он, – белы, словно барашки на море, белее снега в горах. Но лети к брату моему, что оплетает старые солнечные часы, – быть может, он даст тебе то, о чем просишь.

И Зарянка полетела к Розовому Кусту, что оплетал старые солнечные часы.

– Дай мне алую розу, – сказала она, – и я спою тебе сладчайшую свою песню.

Но Куст покачал головою.

– Розы мои желты, – отвечал он, – желты, словно косы русалки, что сидит на янтарном троне, желтее нарциссов, что цветут на лугу, пока не явился косарь с косою. Но лети к брату моему, что растет под окном Студента, – быть может, он даст тебе то, о чем просишь.

И Зарянка полетела к Розовому Кусту, что рос под окном Студента.

– Дай мне алую розу, – сказала она, – и я спою тебе сладчайшую свою песню.

Но Куст покачал головою.

– Розы мои алы, – отвечал он, – алы, как голубиные лапки, алее гигантских коралловых вееров, что раскачиваются в океанской пучине. Но зима заморозила жилы мои, мороз исколол бутоны, а гроза поломала мне ветви, и в этом году ни единой розы не родится у меня.

– Мне нужна всего одна роза, – вскричала Зарянка, – всего одна алая роза! Неужто нет способа ее раздобыть?

– Способ есть, – отвечал Куст, – но он столь ужасен, что я не смею поведать тебе о нем.

– Поведай мне, – молвила Зарянка. – Я не боюсь.

– Если хочешь добыть алую розу, – сказал Куст, – ты должна создать ее из музыки при луне и окропить кровью сердца своего. Ты должна спеть мне, пронзая грудь шипом. Всю ночь должна ты мне петь, а шип будет пронзать твое сердце, и тогда кровь жизни твоей потечет по моим жилам и станет моею.

– Смерть – высокая цена за алую розу, – молвила Зарянка, – а Жизнь всякому дорога. Славно сидеть в зеленом лесу, любоваться Солнцем в золотой колеснице и Луною в колеснице жемчужной. Сладок запах боярышника, милы колокольчики, что прячутся в долине, и вереск, что клонится к земле на холмах. И однако же Любовь лучше Жизни, да и что такое птичье сердце в сравнении с человечьим?

Расправила Зарянка серые крылышки и взмыла в воздух. Тенью проплыла Зарянка над садом и тенью миновала рощу.

Молодой Студент все лежал на траве, где Зарянка его и оставила, и слезы еще не высохли в прекрасных его глазах.

– Возрадуйся! – вскричала Зарянка. – Возрадуйся! Ты получишь свою алую розу. Я создам ее из музыки при луне и окроплю кровью сердца своего. А взамен я прошу одного: будь истинным влюбленным, ибо Любовь мудрее Философии, хоть та и мудра, и могущественнее Власти, хоть та и могущественна. Пламенеют крылья Любви, и плоть ее пламенеет. Губы ее слаще меда, а дыхание подобно ладану.

Студент поднял голову и прислушался, но не понял, что говорит ему Зарянка, ибо знал лишь то, что написано в книгах.

Дуб, однако, понял и опечалился, ибо сильно привязан был к Зарянке, свившей гнездо в его ветвях.

– Спой мне последнюю песню, – прошептал он. – Когда ты умрешь, мне будет одиноко.

И Зарянка спела Дубу, и голос ее подобен был водяным пузырькам в серебряном кувшине.

Когда Зарянка допела, Студент поднялся и извлек из кармана блокнот и графитовый карандашик.

– Формой она располагает, – размышлял он, рощей бредя прочь, – тут не может быть возражений; но обладает ли она чувственным содержанием? Боюсь, что нет. Она – как многие художники: сплошной стиль, а искренности чуть. Она не пожертвует собою ради другого. Она думает лишь о музыке; всем известно, что искусства себялюбивы. Однако же следует признать, что в голосе ее звенят прекрасные ноты. Какая жалость, что они ничего не значат и пользы от них никакой! – С подобными мыслями вошел он к себе в комнату, бросился на жалкое ложе свое и принялся размышлять о любимой; через некоторое время он уснул.

А когда луна засияла в небесах, Зарянка полетела к Розовому Кусту и грудью прижалась к шипу. Всю ночь пела Зарянка, пронзая грудь шипом, и холодная хрустальная Луна склонилась к ней послушать. Всю ночь пела Зарянка, и шип пронзал ее грудь все глубже, и кровь жизни ее убывала.

Поначалу пела она о рождении любви в сердце юноши и девушки. И, пока звенела песня, лепесток за лепестком расцветала на верхней ветке Розового Куста удивительная роза. Поначалу бледна была она, точно туман, что повис на рекою, – бледна, точно стопы утра, и серебриста, будто крылья зари. Подобна тени розы в серебряном зеркале, подобна тени розы в озере – такова была роза, что расцвела на верхней ветке Розового Куста.