— Ты обещаешь сидеть у Рази столько, сколько мне надо, чтобы смыться?

— Обещаю.

Он выключил свет и исчез.

Проснулся я на рассвете. Дождь лил как из ведра. Я проехал через весь Хиллстон к бензоколонке, потом зашел в закусочную. На стойке стоял радиоприемник, передавали утренние новости: «...исчезновение Рут Стамм, единственной дочери ветеринара Бакстона Стамма. Полиция полагает, что молодую женщину похитил человек по имени Эрл Фицмартин, бывший морской пехотинец. Сообщаем его приметы...»

В Реддинг я добрался к девяти. Остановился около аптеки и позвонил Антуанетте Рази.

— Алло? — раздался хрипловатый голос Тони.

— Это Тал.

— Да?

— Я буду на месте в десять, как договаривались.

— В эту субботу? Нет, извините, ради Бога, но я буду занята, — я понял, что она не одна.

— Я в аптеке. Номер 46040. Жду вашего звонка.

— Нет, мне очень жаль. Может, как-нибудь в другой раз?

— Позвоните, как только освободитесь.

— Спасибо. До свидания, — попрощалась Антуанетта Рази.

Я сел рядом с телефонной будкой. Наконец без пяти десять раздался звонок.

— Это вы, Тал? — раздался радостный голос Тони. — Извините, но раньше я не могла говорить. Ровно в десять пятнадцать медленно двигайтесь мимо моего дома. Когда увидите меня, откройте дверцу, но не останавливайтесь — я сяду на ходу.

Во что она еще впуталась? Ровно в десять пятнадцать я двинулся к дому — напротив, прислонившись к столбу, стоял мужчина в сером плаще.

Из подъезда выскочила Антуанетта Рази. Я распахнул дверцу, и девушка прыгнула в машину. Она надела черное платье, черную шляпку с вуалью и держала в руках коричневый чемоданчик.

— Быстрее — испуганно приказала Тони.

Я проскакивал перекрестки на красный свет, минут через пятнадцать мы выбрались на дорогу в Хиллстон. Она повернулась ко мне: под левым глазом — большой синяк, на щеке алел кровоподтек.

— Что случилось?

— Немного поколотили. Ребята здорово разозлились.

— Во что вы еще влипли, черт возьми?

— Ребята не хотели меня отпускать — они работали неаккуратно, и я многое знаю. Конечно, я вела себя глупо, думала, что в любой момент могу выйти из игры. Я не понимала, какие это серьезные игры.

Я молча крутил баранку. Дождь наконец-то прекратился, и небо приняло какой-то желтоватый оттенок. Я чувствовал себя тем более отвратительно, потому что собирался предать Антуанетту, и я вынужден предать ее, потому что на одной чаше весов лежат деньги, а на другой — человеческая жизнь.

Везти Антуанетту в мотель нельзя — она может заглянуть в чемодан и обнаружить пропажу своих шести тысяч. Но как протянуть время до часа, когда мне надо быть у домика Рази? Тони помогла мне сама, спросив:

— Что происходит в Хиллстоне? Элоиза с дружком найдены под цементным полом в гараже, исчезновение Рут Стамм, самоубийство Джорджа Уордена... У вас там жизнь бьет ключом.

— За последние несколько дней в Хиллстоне произошло много событий. Я, естественно, ни при чем. Вернее, я принимал участие в них, но как свидетель. Сейчас полиция вплотную принялась за дело. По-моему, лучше сначала забрать деньги, а потом поехать в мотель.

— Боитесь, что вас могут взять?

— Да, — кивнул я.

— Но за что? Мне все это не нравится. Если вас арестуют, то и мне несдобровать. Тогда обо мне узнают а Реддинге...

— А что я могу сделать? Сначала мы должны отправиться за деньгами. Потом объедем город, подъедем к мотелю с юга, заберем вещи и отправимся куда глаза глядят.

— В таком виде я не могу ехать за деньгами. Не хочется пачкать костюм.

— Пачкать костюм? Куда мы отправляемся?

— Не ваше дело! Ладно, мне надо где-нибудь купить джинсы. В Хиллстоне, получается, вам лучше не показываться. Куда поедем?

— Вы знаете эти места лучше меня.

— Дайте-ка подумать.

Она сказала, где свернуть, и миль через двадцать мы попали в маленький грязный городок под названием Уэстонвилль. Тони вышла из машины. На нее оглядывались мужчины — мужчины всегда будут оглядываться на женщин с такой походкой. Минут через десять Антуанетта Рази вернулась с коричневым пакетом.

— Все в порядке. Купила, что нужно, — сообщила она. — Поехали.

По дороге Тони переоделась. Увы, годы уже заставили ее переступить ту черту, когда джинсы и простая шерстяная рубашка могут превратить зрелую женщину в пятнадцатилетнюю девушку. Я посмотрел на часы. Слава Богу, проблема со временем решена — стрелка часов приближалась к половине первого.