Шрифт:
— Боюсь, она вбивала разные идеи в ваши юные головки. — И мисс Макей многозначительно подмигнула Сэнди, словно хотела сказать: теперь, когда Сэнди уже не учится в школе, о поведении мисс Броди можно говорить откровенно.
— Да, кучу, — подтвердила Сэнди.
— Интересно, каких, например? — поинтересовалась мисс Макей, подавшись вперед и явно волнуясь. — Потому что все это продолжается, из класса в класс, а теперь она сколотила новый клан, и эти девочки, этот новый клан Броди, так выбивается из общей школьной тональности! Они так не по годам развиты. Ты понимаешь, что я имею в виду?
— Да, — ответила Сэнди. — Но на сексе вы ее не подловите. А о политике вы не думали?
Мисс Макей развернула свое кресло так, что оказалась лицом к лицу с Сэнди. Разговор принимал деловой оборот.
— Моя дорогая, — сказала она, — ты о чем? Я не подозревала, что она интересуется политикой.
— А она ею и не интересуется, — ответила Сэнди. — Так, между прочим. Но она прирожденная фашистка, вам это не приходило в голову?
— Если ты советуешь, Сэнди, я поговорю об этом с ее ученицами и посмотрю, что тут может всплыть. Вот уж не знала, что ты так серьезно интересуешься мировыми проблемами, я более чем довольна…
— Мировые проблемы как таковые меня совершенно не интересуют, — пояснила Сэнди, — просто я хочу остановить мисс Броди.
Было очевидно — директриса сочла это весьма непорядочным со стороны Сэнди, но не преминула заметить мисс Броди, когда пришло время: «А ведь этот совет дала мне одна из ваших любимых девочек, девочек вашего клана, мисс Броди».
В конце года Сэнди покидала Эдинбург и, придя попрощаться с Ллойдами, обвела взглядом расставленные в мастерской холсты, «остановить» мисс Броди на которых ей так и не удалось. Она выразила Тедди Ллойду восхищение экономностью его метода. Он, в свою очередь, горячо похвалил экономность ее метода, чем вызвал недоумение Дидры, а Сэнди подумала: знай он, как я остановила мисс Броди, он бы понял, что мой метод еще экономней, чем он думает. Теперь она была более пламенной поборницей христианской морали, чем сам Джон Нокс.
Мисс Броди вынудили уйти из школы в конце летнего семестра тысяча девятьсот тридцать девятого года под предлогом того, что она якобы проповедует фашистские идеи. Услышав об этом, Сэнди вспомнила фотографии марширующих чернорубашечников на стенах их класса. К тому времени она обратилась в католичество, в рядах которого обнаружила немало фашистов, куда менее безобидных, чем мисс Броди.
«Разумеется,
Не сомневаюсь, что тебя это тоже изумит. Тебе я могу все это сказать, потому что из всех вас одна ты вне подозрений: у тебя не было причины предавать меня. Первым делом я подумала о Мэри Макгрегор. Вероятно, она по своей глупости затаила обиду на меня — она такая несносная молодая женщина. Думала я и о Роуз. Возможно, она злилась из-за того, что для мистера Л. я всегда оставалась первой. Юнис… Не могу поверить, что это могла быть Юнис, но я часто проявляла твердость по отношению к ее обывательским взглядам. Она ведь даже хотела стать вожатой девочек-скаутов, помнишь? И ее привлекал командный дух. Неужели Юнис вынашивала злобу против меня? Есть еще Дженни. Ну, ты как никто знаешь, что, решив стать актрисой, она отбилась от рук и изменилась до неузнаваемости. Сделалась такой скучной. Как ты думаешь, может быть, ее злило, когда я говорила, что она никогда не станет даже Фэй Комптон, не говоря уж о Сибил Торндайк? Ну и, наконец, Моника. Я почти склонна подозревать Монику. За ее математическими мозгами слишком мало души, и вполне вероятно, что в припадке ярости против моих проповедей Красоты, Истины и Добра, которые находятся за пределами ее понимания, она отступилась от меня и предала.
Тебя, Сэнди, я, как видишь, исключаю из числа подозреваемых, поскольку у тебя не было никакой причины предавать меня, более того, именно тебе я отдала все лучшее, что во мне было, подарила тебе свое полное доверие и даже мужчину, которого люблю. Подумай, если можешь, кто бы это мог быть. Я должна знать, кто из вас меня предал…»
Сэнди ответила как предрасположенный к уклончивости папа римский:
«Если Вы нас не предавали, то невозможно, чтобы и Вас кто-то из нас предал. Слово „предательство“ неприменимо к…»
Снова мисс Броди написала ей после гибели Мэри Макгрегор в ловушке горящего отеля, по которому та металась взад-вперед:
«Если это возмездие, ниспосланное бедняжке Мэри зато, что она предала меня, то я этого никак не хотела…»
А Дженни написала:
«Боюсь, период расцвета для мисс Броди миновал. Единственное, чего она хочет, это узнать, кто ее предал. Это так непохоже на прежнюю мисс Броди, она ведь всегда была настолько полна готовности дать отпор».
Имя и воспоминания о мисс Броди перелетали из уст в уста, словно летние ласточки, но к зиме, как и положено ласточкам, улетели. Подруги по клану Броди навещали Сэнди только, летом — монастырь стоял за городом, на лоне природы.
Когда к Сэнди, носившей теперь имя сестры Елены из монастыря Преображения Господня, приехала Дженни, она рассказала ей, что в Риме внезапно влюбилась в мужчину, но из этого ничего не выйдет.
— Мисс Броди, этой грешнице, такое бы понравилось, — сказала она.
— О, по-своему она была совершенно невинна, — ответила Сэнди, сжимая прутья решетки.
Юнис, приехав, сказала:
— В прошлом году мы ездили на Эдинбургский фестиваль. Я нашла могилу мисс Броди, положила на нее цветы и рассказала мужу множество историй про нее: как мы с ней сиживали под вязом и все такое прочее. Он сказал, что нам с ней наверняка было потрясающе весело и что она была удивительно занятной.
— Это правда, если подумать.
— Конечно, была, — согласилась Юнис и добавила: — Когда пребывала в поре своего расцвета.
Моника приехала снова.
— Перед смертью мисс Броди думала, что это ты ее предала, — сказала она.
— Предать можно лишь в случае, если верность является долгом, — ответила Сэнди.
— А разве по отношению к мисс Броди у нас не было долга?
— Только до некоторой степени, — сказала Сэнди.
Это было в тот самый день, когда Сэнди посетил некий пытливый молодой человек, которого заинтересовала ее странная книга по психологии «Преобразование банального», привлекшая в монастырь столько новых визитеров, что Сэнди еще отчаянней вцеплялась в прутья решетки, разговаривая с ними.