— Вот теперь, кажется, все, — Свист удовлетворенно вздохнул.

Когда возвращались, Курганов зашвырнул кирпич в кусты.

— Улика. А улики нам ни к чему.

Впоследствии следователи Орловской прокуратуры насчитали на теле Алексашиной 88 ран. Восемьдесят восемь!

Вернулись в квартиру, а там дым коромыслом, веселье бурлит пуще прежнего, в доме появились свежая выпивка и новые музыкальные записи пришел Рома Васильков и принес магнитофон. А может, он ушел, но магнитофон свой оставил, кто разберет? Все в этом доме перевернулось. И весело было, очень весело.

Свист и Курганов замыли кровь, освежились одеколоном и как ни в чем не бывало включились в веселье. Ох и лихо же получилось все! Из Ромкиного магнитофона выжали все, что могли… Угомонились где-то в четыре утра, когда за окнами забрезжил рассвет, — попадали замертво. Надо было хотя бы немного поспать, отдохнуть, чтобы утром вновь заняться трудным делом отдыхом.

Проснулись в десять часов. Пришла Наташкина мама Валентина Захаровна, принесла бутылку водки. Растолкала Свиста:

— Эй, кавалер! Поухаживай-ка за дамой, открой посудину. Выпить пора! У нас ведь как водится: если с утра не глотнешь немного живой воды — считай, весь день насмарку, за что ни возьмись — все из рук валиться будет. Поднимайся, кавалер!

Свист кряхтя поднялся. Открыл бутылку, налил полстакана опухшей, с крошечными оплывшими глазками Валентине Захаровне — тоже, видать, время недурно провела женщина, — и себя не забыл, налил чуть больше. С сожалением посмотрел на полуопустевшую бутылку.

— Хор-роша, зар-раза, да больно быстро тает.

Валентина Захаровна с этим утверждением была согласна: действительно быстро тает. Будто снег на горячем солнце. Закусывать было нечем. Выкурили по сигарете, послушали сами себя: что там организм подсказывает? А организм подсказывал одно: надо бы продолжить начатое дело. И вообще борьбу с зеленым змием прерывать нельзя ни на минуту.

— Может, еще по одной? — предложил Свист. — Когда мало — это вредно. Даже очень вредно.

— А ребятам? — Валентина Захаровна оглядела лежавших вповалку гостей. — У них ведь тоже в голове колокольный звон стоит, а во рту, как в конюшне, — лошадь переночевала. Им тоже надо.

С этим Свист, компанейский парень, согласился. Тем более народ начал продирать глаза — Наталья, Лановский, Курганов… И все потянулись к бутылке. Через несколько секунд она была пуста.

А душа жаждала, ох как жаждала хмельного зелья! И не только зелья, а и воли, музыки, красивых слов, сигаретного дыма, ласки. Тосковала душа.

Некоторое время они соображали, где бы достать денег. Вывернули карманы — пусто. Не на что купить горючее. А без горючего известно что происходит с самолетом — он хлопает на землю. Выручила Валентина Захаровна, широкая душа, добрейшая женщина. Ей и самой выпить до смерти хотелось. Она вдруг махнула рукой, решительно сказала:

— Ладно, ребята… Продадим обеденный стол-книжку и… и палас-дорожку. Стол все равно в квартире — лишняя мебель, пообедать можно и на подоконнике, а палас… Это вообще роскошь. Для «новых русских». Но только мы не «новые русские»!

Под восторженное «Ура!» выволокли стол с дорожкой и потащили к ближайшей торговой точке — коммерческому киоску. Там без особых хлопот обменяли на две бутылки водки и пачку сигарет «Родопи». Когда, довольные, шли обратно, Лановский заметил, что на скамеечке в сквере сидит размякший, довольно улыбающийся (такая улыбка бывает только у пьяных людей), хорошо одетый господин. Лановский толкнул Свиста локтем в бок:

— У этого козла есть денежки!

— Откуда знаешь?

— Определил по роже и оттопыренному карману пиджака. Одет вишь как? На тыщу долларов, точно.

— Что предлагаешь?

— Пригласим его, а там видно будет. Разберемся. Не может быть, чтобы он с нами не поделился своим богатством.

— Приглашай!

Так они прихватили расслабившегося Сашу Винокурова — полировщика АО «Научприбор». Привели его в дом, а там даже выпить не налили — самим было мало, прямо с порога начали избивать. Били чем попало. Сдернули с него пиджак, вывернули карманы, достали деньги. Собственно, денег было всего ничего — на три, максимум четыре бутылки водки (смотря, где ее покупать и какого качества). Котоновый пиджак, как боевую добычу, забрал Свист, свой пиджак отдал Курганову, а кургановский драный пиджачишко, словно бы с огородного пугала снятый, натянули на Винокурова. Тот был еще жив, хрипел надсадно, как сутки назад хрипела Татьяна Алексашина. Туфли Винокурова роскошные, с широкими модными рантами — взял Лановский. На деньги Винокурова купили водки.

Первой свалилась Валентина Захаровна, слабенькая она была: все-таки сорок шесть — это сорок шесть лет, а не восемнадцать, как дочке ее, Наталье. Приняла Валентина Захаровна еще полстакана и улеглась на диван почивать. Уже лежа, махнула рукой:

— Продолжайте без меня!

Проснулась она от шума. Свист и Лановский решили добить Винокурова очень уж тот мешал им своим хрипом. Противно, когда так хрипит человек. Свит нашел кусок двухжильного провода в белой пластиковой оболочке длиною 219 сантиметров, накинули Винокурову на шею и каждый потащил свой конец на себя. Но и это не подействовало: Саша Винокуров не хотел умирать.