Прибыл Морис Август в Лорьян 19 марта 1773 года, после восьмимесячного отсутствия. Надеялся увидеть одичавших от безделья, заросших и неопрятных людей. Но разочаровался в своих ожиданиях. Все выглядели подтянутыми, сытыми. Хрущов назначил устюжского крестьянина Григория Кузнецова старостой рабочей команды и с его помощью поддерживал дисциплину и порядок, следил, чтобы люди вовремя штопали и латали обветшавшую одежду, ходили в баню. С полковником Бюисоном, добродушным и отзывчивым стариком, он смог установить самые добрые, сердечные отношения. С разрешения командира порта русские беглецы занимались заготовкой дров, уборкой территории вокруг казарм, осенью собирали клюкву в окрестных болотах.

— Мы, русские, не привыкли быть дармоедами и даром есть чужой хлеб, — заявил Бюисону Хрущов. — И потом... ничто так не развращает людей, как праздность.

— Вы правы, Пьер, — согласился старый полковник. — Не возражаю против того, чтобы ваши люди трудились для общего блага.

В личной жизни бывшего гвардии капитана Петра Хрущова произошли изменения. Ещё на Камчатке ему приглянулась Ульяна Захаровна, штурманская вдова. Муж её погиб во время шторма. В пути из Большерецка Хрущов ненавязчиво, деликатно, но упорно выказывал Ульяне знаки внимания. Была она статной, синеглазой. Не раз Хрущов улавливал цепкие похотливые взгляды Мориса Августа, обращённые на вдову, и это усиливало его неприязнь к венгру.

В Лорьяне он сделал Ульяне предложение и получил согласие. Возникло затруднение — где найти православного священника. Бюисон советовал Хрущову принять католичество и обвенчаться с Ульяной по католическому обряду. Гарнизонный капеллан был к его услугам. Хрущов поблагодарил старого полковника за участие, но, поразмыслив, к латинской вере не склонился. Ограничились упрощённым обрядом без священника. Поповский сын Иван Уфтюжанинов, прислуживавший когда-то отцу в церкви за пономаря, а потом и за псаломщика, кое-как знал церковную службу. Он прочитал перед новобрачными краткую молитву, возгласил «Исая, ликуй» и благословил их образом Спасителя. Хрущов устроил скромное свадебное пиршество, пригласив Винблада, Мейдера, Бочарова, поповича, канцеляристов, а также нескольких французских офицеров с жёнами во главе с четой Бюисонов. Швед был за посажёного отца. Командир крепости по доброте душевной прислал на свадьбу корзину вина. При его любезном содействии Хрущов был принят на французскую военную службу и в ближайшее время должен был выехать с молодой женой в Нормандию в свой гарнизон.

Встретившись с Хрущовым, Беньовский старался держаться приветливо, непринуждённо, ничем не напоминая о прошлых размолвках. Поздравил его с женитьбой, расхвалил достоинства Ульяны.

— Я оставил вас за себя, Пьер. Не по моей вине моя отлучка затянулась. Жду вашего обстоятельного доклада.

Хрущов доложил сухо, коротко, повторяя всё то, что Морис Август знал из письма. Говорил о смерти пяти товарищей в госпитале, о глухом недовольстве людей долгим отсутствием их предводителя и неопределённостью их положения, о желании многих вернуться в Россию с повинной.

— Это всё мне уже известно, — перебил Хрущова Беньовский. — Что ещё скажете?

— Козьма Облупин, оставленный на Маврикии для лечения, выздоровел и с попутным судном прибыл в Лорьян.

— Это какой Облупин?

— Из бывших работных купца Холодилова.

— Да-да, что-то припоминаю. Всё?

— Нет, не всё. Герасим Береснев и Тимофей Семичев, оба тоже из холодиловских, пребывают неведомо где.

— Как это неведомо где?

— Случилось это ещё осенью. Ушли поутру якобы за клюквой и в казарму не вернулись. Возможно, матросами на торговый корабль завербовались, а возможно, к окрестным землевладельцам в работники подрядились или к бретонским лесным разбойникам подались. Кто их знает?

— Так. Сбежали, значит? А что сам решил? Я ведь теперь командую экспедиционным корпусом. В толковых людях нуждаюсь. Что промеж нас было плохого, не грех забыть.

— Судьбой своей распорядился. Спасибо, полковник Бюисон помог. Душевный, отзывчивый человек оказался. С его помощью списался с военным министерством и принят на французскую службу капитаном, в Нормандию.

— Как же так? Ведь я рассчитывал на твою помощь, Пётр. Вот, думаю, заместитель мне. Впереди нас ждут слава, чины, богатство.

— Не взыщи, Морис. Слава и чины не прельщают. Хочу честно послужить Франции, давшей мне приют, как ежели служил бы родной России. А ты, любезный барон, не взыщи за правду, честолюбец и авантюрист. Мы все, и я, и мои товарищи, для тебя только пешки на шахматной доске в большой игре.

Беньовский, однако, не возмутился, выслушав такое, а сказал примирительно:

— Жаль, Хрущов. Упускаешь счастливый случай, свою жар-птицу. Мог бы повременить с решением, со мной посоветоваться.

— Не по пути нам, барон. Нечего и советоваться.

— Кто ещё определился с тобой на французскую службу?

— Кузнецов — поручиком, Мейдер — лекарем в военный госпиталь.

— Мейдеру семьдесят девять лет. Не велико приобретение. А из Кузнецова какой поручик? Мужик неотёсанный.

— Вы не правы. Грамотен, расторопен. Уже по-французски отменно балакает. Я его старостой команды сделал. Бюисон имел возможность присмотреться к нему и рекомендовал его командованию самым наилучшим образом.