Нет, Глория ни при каких обстоятельствах не должна покинуть «Приют отшельника». Придется действовать решительно и быстро. До праздника всех святых осталось… она по привычке подсчитала на несуществующих пальцах… три месяца… Целых три месяца. У нее позади вся жизнь с ее серыми буднями, а эти три месяца, они… подобны крутой и опасной горной дороге. Самый простой выход — позвонить хирургу, дать согласие на операцию и обо всем забыть.

Жюли давно взвешивала все «за» и «против». Если она ляжет в больницу, Глория застрянет на острове, но, если все кончится плохо (скорее всего, так и будет), сестра ее переживет. «Я снова проиграю…» — думает Жюли, подставив лицо ветерку. Вдалеке, между соснами, проглядывает позолоченное солнцем море, но Жюли ничего не видит и не слышит, она составляет «расписание смертей», охваченная нетерпением и страхом, как игрок, бросающий на зеленое сукно последние жетоны. Партия в любом случае подходит к концу. Они обе обречены, но кто уйдет первой? Холодно разобранная по пунктам ситуация потеряет свою остроту. Со времен флорентийской аварии Жюли только и делала, что боролась с угрызениями совести, как преступная малолетняя мать, убивающая своих новорожденных детей. Теперь она спокойна. Остается решить последнюю проблему.

Жюли встала, стряхнула с юбки иголки и вернулась в «Ирисы», никого не встретив по дороге. Обитатели «Приюта отшельника» вставали поздно, поэтому до полудня газоны не подстригали и транзисторные приемники не включали. Бедный Юбер Хольц и его великолепный рояль! Жюли полностью овладела собой. Ее план готов, она предусмотрела все ходы.

Войдя в дом, Жюли сказала, что пообедает фланом, и спросила, какое меню выбрала Глория.

— Морской язык под сметанным соусом и абрикосовый пирог.

— У нашей страдалицы недурной аппетит.

— Думаю, не так уж и плохо она себя чувствует, просто хочет, чтобы все прыгали вокруг нее.

Итак, Глория перешла в контрнаступление и решила изобразить недомогание, чтобы посеять тревогу среди своих обожательниц и отвоевать у Монтано нескольких сторонниц. Все должны собраться вокруг столетней юбилярши, единственной настоящей старейшины. Но Джина не из тех, кто легко сдается. В три часа на остров приплыли пять или шесть журналистов. Местная пресса условилась об интервью с великой актрисой, и Джина показала им весь дом, фотографировалась в кухне, на фоне старых афиш, и в гостиной, на фоне аквариума, где среди кораллов и водорослей плавали рыбки, словно бы сошедшие с полотен Карзу [31] или Фернана Леже. [32] Потом все выпили вина в саду — за здоровье Джины, одной из двух столетних обитательниц «Приюта отшельника».

— Мерзавка! — взорвалась Глория, проглядев утренние газеты. — Она проделывает все это, чтобы подразнить меня.

Цветные фотографии аквариума лишили ее дара речи, особенно хорош был крупный план рыбы с боевой раскраской и латинским названием.

— Какая гадость… — прошептала она, встряхнувшись. — Убери немедленно.

— Я все обдумала, — сказала Жюли. — Ты должна будешь принять приглашение на маленький праздник Джины — она его непременно пришлет.

— Ни за что! — Глория даже подавилась от возмущения. — Хочешь, чтобы я совсем слегла?

— Не глупи, я просто считаю, что ты не должна терять лицо. Она уверена, что ты придумаешь отговорку и откажешься. Только представь, что она будет говорить: «У нее нет сил, она — развалина!» А вот если мы поможем тебе дойти до «Подсолнухов» — это совсем недалеко, — ты заткнешь рот всем злопыхателям. Проходя мимо рыбки, которой она так гордится, ты отвернешься и скажешь — тихо, но так, чтобы все услышали: «Боже, какая уродина!» На окружающих это произведет убойное впечатление, и Джина пожалеет, что пригласила тебя.

Глория внимательно выслушала предложение сестры и сказала:

— До чего мы дожили, бедная моя старушка…

— Возьми себя в руки, принимай укрепляющее и откажись от визита невропатолога, как бишь его… Ламбертена.

По несчастному стечению обстоятельств отменить встречу не удалось. Доктор Ламбертен оказался уроженцем Бургундии — Жюли поняла это по тому, как раскатисто он произносил «р», у него были длинные гибкие пальцы и учтивые манеры. Он сидел у изголовья кровати Глории, подставив ухо к ее губам, совсем как исповедник, подбадривал, когда она останавливалась, и время от времени отирал платком пот со лба пациентки. Жюли устроилась поодаль, на краешке стула, и с изумлением внимала рассказу сестры. Они много лет жили бок о бок, а она и не знала, что ее сестра, оказывается, всегда руководствовалась исключительно благородными побуждениями. Вопрос интерпретации! О бурных ссорах с Бернстайном Глория не обмолвилась ни словом, Жан-Поля Галлана назвала «милым, чуточку слабохарактерным мальчиком… Артистическая натура, его можно понять…».

«Артистическая, как же! — негодовала в душе Жюли. — Этот, с позволения сказать, артист имел любовника-шофера и строил глазки коридорным во всех отелях, где останавливался…» А Дардель якшался с темными личностями, спекулянтами черного рынка. Переиначенная история жизни Глории похожа на ее «подновленное» пластическим хирургом морщинистое лицо. Прадин в хаосе алжирской войны предавал всех и вся… А Глория — вот ведь сюрприз! — никогда не ошибалась и выбирала в спутники жизни безупречных мужчин. «Беллетризованная» автобиография выводила Жюли из себя. Ей хотелось крикнуть: «Вранье! Она выходила за них замуж, потому что они были богаты и боготворили ее. Да, боготворили. Даже старик Ван Ламм, закрывавший глаза на любовников. Моя сестра никогда не была весталкой, преданно служившей Скрипке. Она и в восемьдесят лет не упускала ни одной возможности. Я знаю, я всегда была рядом. Не вижу в этом ничего гадкого, но зачем же обманывать врача и строить ему глазки?»

Жюли бесшумно покинула комнату, чтобы выкурить сигарету и усмирить ярость. Боль дала о себе знать, и она помассировала бок. Между ее настроением и опухолью существовала явная, хоть и необъяснимая связь. Она перечитала приглашение, которое сама передала Глории час назад. Оно было отпечатано на карточке, от руки Джина написала «с дружескими чувствами» и поставила затейливую подпись с закрученной на манер лассо буквой «Д». Убедить Глорию принять приглашение будет непросто.

Наконец появились доктора.