– Не совсем понял, но будь по-вашему. Сейчас посмотрим. – Он начал листать папку. – Не так-то это просто, – заметил он. – Эти люди на месте не сидят. Всего по одной букве найти... – Он вытащил из папки листок, через несколько страниц другой, а за ним и третий. – У нас здесь таких трое,? объявил он. – Д-р Эймос Варли, остеопат. Большое заведение в Альтандене.

Выезжает или раньше выезжал на ночные вызовы за пятьдесят долларов. Две профессиональные медсестры. Года два назад имел неприятности в калифорнийском бюро по наркотикам, они проверяли его рецептурную книгу.

Информация довольно устаревшая.

Я записал фамилию и альтанденский адрес.

– Затем имеется д-р Лестер Вуканич. Ухо, горло, нос, на Голливудском бульваре, в здании Стоквелл-Билдинг. Тут дело ясное. Принимает, в основном, у себя, специализируется вроде бы по хроническому гаймориту. Обычная история. Вы приходите с жалобой на головную боль, – пожалуйста, он промоет вам лобные пазухи. Сперва, конечно, надо обезболить новокаином. Но если вы ему понравились, то вместо новокаина... Усекли?

– Конечно. – Я записал и этого.

– Прекрасно, – продолжал Питерс и стал читать дальше. – Разумеется, у него главная проблема – снабжение. Поэтому наш доктор Вуканич любит ловить рыбку в море, возле Энсенады, куда и летает на собственном самолете.

– Странно, что он еще не засыпался, если сам доставляет наркотики,? заметил я.

Питерс, поразмыслив, покачал головой.

– Ничего странного. Если жадность не погубит, он может держаться вечно.

По-настоящему ему опасен только недовольный клиент – прошу прощения, пациент, – но он, конечно, знает, как с ними управляться. Пятнадцать лет сидит все в том же кабинете.

– Где, черт побери, вы все это узнаете? – осведомился я.

– Мы – организация, дитя мое. Не то что вы – одинокий волк. Кое-что выбалтывают сами клиенты. Кое-что приносит агентура. Карне денег не жалеет.

Умеет втереться в доверие к кому угодно.

– Представляю, как ему понравилась бы наша беседа.

– Да пошел он... Последний номер нашей программы – человек по фамилии Верингер. Оперативник, который составлял на него досье, давно уволился.

Однажды на ранчо Верингера в Ущелье Сепульведа умерла некая поэтесса, видимо, покончила с собой. У него там что-то вроде колонии для писателей и прочих, кто желает жить в уединении и в особой атмосфере. Цены умеренные. На вид все благопристойно. Называет себя доктором, но не практикует. Может, на самом деле он доктор философии. Не знаю, почему он сюда попал. Разве что из-за этого самоубийства. – Он проглядел газетную вырезку, наклеенную на белый листок. – Да, она перебрала морфия. Но не говорится, что Верингер был в курсе.

– Мне нравится Верингер, – заявил я. – Очень нравится.

Питерс закрыл папку и похлопал по ней ладонью.

– Вы этого не видели, – напомнил он. Встал и вышел из комнаты. Когда он вернулся, я уже стоял у двери. Начал было его благодарить, но он отмахнулся.

– Слушайте, – сказал он, – ваш клиент может скрываться где угодно.

Я сказал, что понимаю.

– Кстати, я тут кое-что слышал про вашего друга Леннокса – может, вам интересно. Один из наших ребят лет пять-шесть назад видел в Нью-Йорке парня, который по описанию вылитый Леннокс. Но фамилия у него была другая. Марстон.

Конечно, это может быть ошибка. Тот парень все время не просыхал, так что трудно сказать. Я сказал:

– Симневаюсь, чтобы это был он. Зачем ему менять фамилию? Он воевал, имя можно проверить по послужному списку.

– Этого я не знал. Наш оперативник сейчас в Сиэтле. Когда вернется, можете с ним поговорить, если хотите. Его зовут Аштерфелт.

– Спасибо за все, Джордж. Я собирался на десять минут, а вышло...

– Может, когда-нибудь вы мне поможете.

– Организация Карне, – заявил я, – никогда не просит чужой помощи.

Он сделал непристойный жест большим пальцем. Оставив его в металлической серой камере, я удалился. Приемная теперь смотрелась прекрасно. После этого тюремного блока яркие цвета были очень к месту.

На дне Ущелья Сепульведа, в стороне от шоссе, стояли два желтых прямоугольных столба. На одном была укреплена створка из пяти перекладин.

Ворота были открыты, над ними на проволоке висело объявление: ?Частное владение. Въезда нет?. Воздух был теплый, тихий, напоен кошачьим запахом эвкалиптов.

Я въехал в ворота, поднялся по усыпанной гравием дороге на пологий склон холма, по другой стороне спустился в неглубокую долину. Здесь было жарко, градусов на пять-десять жарче, чем на шоссе. Дорога заканчивалась петлей вокруг газона, огороженного выбеленными камнями. Слева был пустой плавательный бассейн. Ничего нет бесприютнее пустого бассейна. С трех сторон его окружала запущенная лужайка, усеянная шезлонгами с сильно выгоревшими подушками. Подушки были разноцветные – синие, зеленые, желтые, оранжевые, ржаво-красные. Швы на них кое-где разошлись, пуговицы отскочили, и в этих местах вздулись пузыри. С четвертой стороны виднелась проволочная ограда теннисного корта. Трамплин над пустым бассейном казался разболтанным и усталым. Обивка на нем торчала клочьями, а металлические крепления обросли ржавчиной.