Он действительно хороший, Скорпиус. И очень, очень, очень милый. Он профессиональный игрок в квиддич, и это круто, хотя я почти не видела его матчей. Скорпиус играет за Татсхилл, а я далеко, в Ирландии. Это действительно большое расстояние, когда ты по кому-то скучаешь. Не то чтобы мы совсем отрезаны друг от друга — раз уж мы оба можем аппарировать и все такое — но все равно тяжело. Только найти время, которое устраивает нас обоих уже трудно, не говоря о пересечении границ — это просто ужас. Но мы справимся. У него как раз будет межсезонье летом, во время моих экзаменов, конечно, но это все равно замечательно. Он любит то, что делает, и только это имеет значение. Скорпиус играет всего год, так что он еще не большая звезда или кто-то вроде, но так, наверное, даже лучше. Мой кузен — звезда квиддича, поэтому я видела, что это делает с людьми, а потому рада, что Скорпиус пока не достиг этой точки. Конечно, находятся люди, которые могут сказать нелицеприятные вещи насчет его выбора профессии — например мой отец, но это неудивительно, потому что папа всегда найдет, что бы такого сказать обо всем, что делает Скорпиус. Это глупо, учитывая, как он любит квиддич и как тяжко трудился всю жизнь, пытаясь привить эту любовь моим братьям и мне. Но когда Скорпиус получил предложение, папа состроил рожу и прорычал что-то о том, что нельзя встречаться с квиддичными профессионалами, потому что они «тупые мерзкие ублюдки, все, до единого». Мама лишь закатила глаза и издала громкий раздраженный вздох. Я не спросила, что это — не хочу знать.

Скорпиус — хороший и нормальный, и он очень мил со мной. Говорит мне, что любит, и в самом деле имеет это в виду, это по-настоящему чудесно. И я полностью ему доверяю и знаю, что Скорпиус никогда мне не врет. И он мой лучший друг. Так что это здорово, правда. Я просто хочу, чтобы он был хоть немного ближе. Так, чтобы я видела его постоянно, а не только во время редких быстрых визитов на выходных, которые, к тому же, не так уж часто и случаются.

Так что вот такая моя жизнь — вся в мозолях.

Другая дерьмовая часть — это то, что наши уроки начинаются в семь нахер тридцать. Нет, я не совсем сова, но и не обожаю просыпаться на гребаном рассвете. Серьезно, я не понимаю смысла занятий в семь тридцать. С чего они решили, что мы будем способны усвоить знания в столь ранний час? И чтобы быть там в это время, я должна проснуться не позднее шести, если хочу вымыться и позавтракать. Я думала, что опоздаю сегодня, и почти паниковала, но на самом деле оказалось, что я пришла одной из первых. И это мне нравится.

Честно, я действительно заинтересована в учебе. Я искренне люблю учиться, и занятия вправду интересные. Не могу дождаться, когда начнется практика, и мы сможем приложить руку к работе (предполагается, что мы начнем практиковаться позже в этом семестре, и поэтому я очень рада). Единственное, что мне не нравится в академии — это другие студенты. Так что, когда я одна и у меня есть время посидеть в одиночестве и впитать какую-то информацию — я этим наслаждаюсь.

Это не продолжается долго, конечно, потому что я не настолько рано пришла. Спустя некоторое время класс начинает заполняться, и все разбиваются на свои группировки. Это так похоже на Хогвартс, что даже не верится, что я оттуда ушла. Единственная разница в том, что вместо того, чтобы быть в одной из этих группировок, я одна из тех, кто в одиночестве сидит над книгой и пытается делать вид, что никого не замечает. Конечно это ложь, потому что я еще как всех вижу, но это такая игра — притворяться, что не обращаю внимания. И у меня отлично получается, если я могу говорить за себя.

Наконец, в семь двадцать восемь появляется одна из моих подруг. Марибель проскальзывает на пустое место рядом со мной, растрепанная и запыхавшаяся как обычно. У нее привычка — появляться везде как раз за пару минут до назначенного срока и выползать из постели, не расчесывая волосы. Но это нормально, потому что она все равно умудряется выглядеть потрясающе. Я почти ненавижу ее за это, но она одна из немногих людей, которых я могу терпеть.

— Я проспала, — шепчет она, доставая учебники, пока профессор Лэнгли проходит в класс.

— Да ты что? — шепчу я в ответ. — Ни за что бы не догадалась.

Марибель — практически моя противоположность. Обычно опаздывает или почти опаздывает. Неорганизованная и беспорядочная. Умная, но не слишком озабочена учебой. И, что, наверное, больше всего раздражает — без усилий привлекательная. Она совершенно не в курсе своей внешности, что тоже злит. Марибель могла бы быть центром внимания и ужасно популярной, если бы хотела, но, вместо этого, она почти даже не замечает, что у нас нет друзей. Ей определенно плевать.

Многие здешние студенты учились вместе со мной в Хогвартсе, хотя лишь малая часть из них с моего курса. Большинство не попало сюда с первой попытки, так что есть несколько человек старше меня. Марибель — одна из тех, кто не учился в Хогвартсе. Она испанка вообще-то и училась в Бобатоне. И да, она говорит на трех языках, чему я тоже немного завидую, потому что сама не говорю ни на каком, кроме английского и еще немного на ломаном французском, которому меня пыталась научить кузина, когда мне было восемь. Проблема в том, что хоть она и наполовину француженка, в языках — полный ноль. Так что я едва могу хоть что-то сказать, а то, что удается, запутано из-за неправильного построения фраз и несогласованности.

Профессор Лэнгли посылает нам взгляд, который явно говорит: «Заткнитесь», так что мы это и делаем. Затыкаемся, я имею в виду. Мы изучаем потенциально смертоносные проклятия, что просто замечательно на случай, если вы знаете, кого хотите хорошенько ранить или убить. Полагаю, это не то, что мы должны были вынести из этого урока, но это намного интереснее, чем записывать, как лечить травмы. Но я все равно конспектирую, потому что хоть и не нахожу это особенно интересным, есть шансы, что это попадется на экзаменах. А я решительно настроена быть лучшей в группе, хотя бы для того, чтобы взбесить кое-кого конкретного.