Остановился.

Помню, поднял несколько дробных камешков, других не было на песчаной земле, уложил на обочине, рядом с пыльной колеёй, обозначив ими место своего следа и нужное направление. "Зачем? Непонятно! Но пусть будет", - вертелось в голове. Сделал метку и только потом сошёл с дороги и двинулся в сторону костра над рекой.

И тут же ощутил: что-то неуловимо изменилось вокруг.

Стрекот невидимых насекомых, шелест крыльев ночных тварей и все звуки чужой ночи под роскошным мерцающим небом вдруг сложились в беззвучное: 'Стой, человече!'

Я замер.

Не знаю, долго ли простоял, не решаясь сойти с места. Ни страха, ни удивления не было, просто выжидал.

С первых мгновений ТАМ я чувствовал себя совсем другим. Пожалуй, самое точное сравнение будет: как молодой сильный зверь. Ноздри обоняли запахи и трепетали от упоительного, густого, крепко настоянного воздуха, говорившего многое на непонятном мне языке ароматов здешнего мира. Я принюхивался с тревогой и любопытством. Обострился слух, - настолько, что, кажется, я слышал, как растёт трава. Мышцы готовы были к действию в любое мгновение, а кожа ощущала ласкающее касание потоков тёплого воздуха, восходивших от раскалённой за день земли...

Из темноты неслышно выступил старик, маленький и щуплый.

Придвинулся близко, всмотрелся в моё лицо и заговорил:

– Скоро подойдёт сторож Ефим со своей шумной собакой, она наделает беды. Если придётся тебе здесь остаться, не нужно с такого беспокойства начинать. Пусть всё будет тихо, а там, глядишь, люди привыкнут к тебе, вот и хорошо.

Дед палкой-клюкой дотронулся до моего бока, приглашая идти за собой.

Я последовал за провожатым. Шёл пружинисто и осторожно. Но мысли... Приключение не нравилось. Конкретно, до скрежета зубов оно мне не нравилось!

"Ежу понятно, что я не совсем там, где должен быть... совсем не там, где должен быть... Где я?! Что за сложный глюк? С чего бы? Не ширяюсь, не покуриваю.... Устал, вспотел, сейчас бы в душ и растянуться на тахте с холодным пивом, и даже просто завалиться спать... Да, выспаться..."

Старик ввёл меня в огороженный двор, показал на вход в хатёнку. Открыл низкую дверь, пропустил вперёд. Направил меня, согбенного, к скамье и, затеплив лучину, осторожно обвёл горящей вокруг моего лица.

– Знал, что придёшь. Видел во сне. При крещении тебя нарекли Никитой. Боялся пропустить - не следует тебе сразу показываться на глаза людям.

Помолчал.

Потом внимательно рассмотрел светлые льняные брюки и свободную, навыпуск, рубашку (что ещё могло быть на мне в середине жаркого лета?), кивнул:

– Рубашка и штаны твои не бабьей рукой шиты. Сам ты гладкий, как сынок кастеляна. И, должно быть, в карманах твоих не огниво, а удивительные штуки, за которые и на дыбу попадёшь, упаси Бог!

Он зашуршал чем-то в тесной полутьме:

– Слушай, сынок: старый Бод сейчас окурит тебя дымом корня черноцвета, тогда глаза людей не будут о тебя спотыкаться. На тебя будут смотреть, но словно бы не видеть. А коли приметят, забудут сразу. Хорошо? При людях лучше тебе молчать, как молчит неразумный младенец, хоть всё видит и слышит. Если пожелаешь, можешь повторять сказанное за встречными - и здешний говор станет твоим говором. Не бойся, но берегись. Держись ближе ко мне и не смотри пристально людям в глаза.

Я внимал ему, боясь пропустить слово и, уверен, побледнел, - так погано всё оборачивалось.

Наскрёб в уголках памяти белорусские слова, выстроил их в вежливое архаичное обращение:

– Знает ли дед Бод, как я оказался здесь?

Старику мой подход пришёлся по душе. Он ответил, подумав:

– Должно быть, та звезда, под которой ты родился, высветила тебя сквозь священную диковину.

– Именно здесь, не в другом месте?

– Здесь твоя родина. Твои отчичи все до девятого колена рождались на этой земле и в землю эту схоронены. И должен ты нечто найти, или что-то уразуметь, что свяжет тебя навечно с отчизной.

– Значит, вернусь в своё время?

– Думаю, никто не возвращался. Надобно, чтобы звезда человека и сам человек заглянули друг другу в глаза в намоленном месте. А разве ты помнишь точно, где поймала тебя звезда? То-то же! Я возвращался на своё место час в час. О, да! Час в час.... Но или место было чуть-чуть не то, или, может, облачко клубилось между мной и звездой моей... Так и доживаю свой век в этом краю.

"Ну и наворот!"

Сделалось страшно.

Вздохнул, чтобы успокоиться.