Галина поднялась решительно со стула и пошла к окну:

– Не знаю, товарищ… Страшновато что-то…

Она в первый раз назвала меня товарищем, и на душе у меня стало совсем спокойно. Я подошел к ней.

– Подумайте. Время еще есть. Не очень много, правда, но все же…

Галина повернулась ко мне и твердо ответила:

– Да. Я подумаю.

Я кивнул в сторону розового свертка, лежавшего на столе.

– Пакет пусть пока останется у вас. Лишний раз носить его опасно. У вас вряд ли будут искать такие вещи. Когда решитесь, скажите повару, он вызовет меня. Только очень долго не думайте… До свиданья, товарищ Галина…

Галина снова улыбнулась. На этот раз открыто.

– До скорого…

Перед тем, как открыть наружную дверь, она посмотрела на меня внимательно и, тряхнув головой, повторила как бы больше для себя:

– Я подумаю. Обязательно подумаю…

Звучание ее слов было похоже на какое-то уже принятое решение.

Я шагнул через порог в темноту осеннего вечера.

Разведчиков в первую очередь учат осторожности. Поэтому письмо, которое Маруся получила из моих рук в понедельник, было, в сущности, грубым нарушением правил. Ночью на тонком листке папиросной бумаги я выписал практически все, о чем разговаривал накануне с Галиной. Имена не упоминались, и о многих вещах говорилось условным кодом. Тем не менее опытный глаз гестапо быстро понял бы суть письма, если бы оно попало к нему в руки.

Трудно сказать точно, что заставило меня пойти на такой риск. Может быть, особое военное время, когда разрешалось больше, чем предусматривали школьные правила. Может быть, необходимость спешки и боязнь, что нервы Галины не выдержат долгого напряжения. А может быть, скорее всего, уверенность, что наша смелая и находчивая связная сумеет обойти контроли и опасности. Поэтому мое обращение к ней звучало немного торжественно:

– Эту записку, Маруся, надо срочно доставить полковнику. Если она попадет в руки немцам – конец делу и всем нам. Действовать нужно наверняка. Берешься пронести?

Маруся повертела задумчиво в пальцах трубочку туго накрученного на спичку листка и, как бы примериваясь к ее размерам, сказала:

– Я пронесу…

Вечером того же дня записка была благополучно доставлена Куцину.

Отдыхать в партизанском районе Марусе пришлось всего одну ночь. Полковник немедленно послал ее обратно в город. Записок на этот раз прятать нигде не пришлось, но перед тем, как передать нам устное послание Куцина, Маруся подавила коварную улыбку.

– Просили передать, что все в порядке. К концу недели будут проводники и для города, и для хутора Дрозды. Отдельно же полковник велел сказать, что если еще раз пришлете такое письмо, он все равно оторвет вам по возвращении голову.

– И говорил, верно, еще пара крепкий слов, – засмеялся Карл.

Он не ошибся, Куцин был возмущен откровенностью нашего послания. Полковник не подозревал, что именно это письмо принесет всей оперативной группе правительственные награды, а ему лично – Орден Отечественной Войны первой степени.

Тем временем события начали разворачиваться с головокружительной быстротой.

Около пяти часов, во вторник, Галина пришла к повару Рыбакову. Не снимая пальто и даже не поставив на пол тяжелую по виду корзину, закрытую холщевым полотенцем, она сказала только одну короткую и не совсем понятную повару фразу:

– Передайте срочно вашему знакомому, что обещанный ответ я дам ему сегодня.

– Другими словами, прийти ему к вам, что ли? – переспросил Рыбаков.

– Нет, нет, – почти испугалась Галина. – Ни в коем случае. Только так вот, точно, и передайте, – что ответ будет сегодня вечером.

И поспешно ушла.

Во вторник вечером Карл и я вернулись на квартиру одного из наших связных поздно. Связной не спал. Он встретил нас на пороге с озабоченным лицом.

– Приходил сын повара. Ждал вас очень долго. В чем дело, не сказал. Зайдет снова завтра утром.

Мы с Карлом переглянулись. Все шло хорошо. Галина, видимо, решилась. Утром можно будет приступить к конкретной работе.

Но решение Галины оказалось гораздо более бескомпромиссным, чем мы могли предполагать.

Рано утром нас разбудил хозяин квартиры.

– Подымайтесь, ребята, к вам гость пришел.

Сын повара стоял в сенях, прислонившись к маленькому низкому окну. При звуке наших шагов он резко обернулся. Мы увидели, что лицо его было неестественно бледным, и только скулы горели лихорадочным румянцем. Он заговорил быстро и возбужденно:

– Я почти бежал к вам… Полиции везде полно. Хотел раньше, но никак не мог. Наш район оцеплен. Знаете, что случилось? Кубе убит. Сегодня ночью, в два часа… И кровать, и Кубе – на мелкие кусочки… Что теперь делать-то? Ведь если ее поймают, дойдут и до нас. Теперь понятно, что она вам вчера передать просила.

– Кто – она? Что – передать?

– Да Галина же…

Через несколько минут мелочи недавних событий собрались в одну более или менее ясную картину. Галина решила не ждать ни следующего вторника, ни нашей помощи. Мина была заложена под кровать, и замедляющий карандаш сработал с английской точностью. Самое главное случилось – гауляйтер был мертв. Гадать, куда и к кому ушла Галина, было некогда и ни к чему. Нужно было срочно выводить связных и уходить из города самим.