— Домой? — спросил я. — Впрочем, какое там! Знаю, на свидание идешь.

— Какое еще свидание? — настороженно переспросил Киселев.

— Ну, к кому парни на свидание ходят? К девушкам, конечно.

— Это вы откуда взяли?

— Сам слышал. Из твоих собственных военно-морских уст.

— Ну допустим. А вам-то что?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Дело в том, что, затеяв разговор с Киселевым, я не имел никакого определенного плана. Я не загадывал, во что выльется этот разговор.

— Вот что, Ваня, — сказал я, — мне довелось услышать ваш разговор в кузнице. И как тебя на вторую смену уговаривали, и что ты на это ответил. Думаю, ты был прав. Заставлять работать по две смены никто не имеет права.

Внезапно он остановился, повернулся ко мне и оглядел с головы до ног.

— А кто о правах говорит, а? — возмутился он, уже повысив голос. — Я, если хотите знать, три смены выстоять могу, вон что! Только для дела! А рас-тяпство покрывать не буду. Ясно?

— Ясно.

— Ну вот.

И Киселев снова зашагал.

«Что ж, — подумал я, — надо попрощаться и поворачивать. Разговор не получается». Еще какое-то время мы шли рядом.

— Ну, прощай, Ваня, — сказал я, — вот мы и познакомились. Может, когда-нибудь еще пригодимся друг другу. А ты спеши. Девушки ждать не любят.

— Никто меня не ждет…

Я было уже собрался отстать от него и идти своей дорогой, но эти неожиданные слова заставили меня снова ускорить шаг и поравняться с Киселевым.

— То есть как это не ждет? — переспросил я. — Ведь ты сам сказал…

— Мало что сказал. Кому я нужен, чумазый такой!.. — Он усмехнулся.

Решение мое созрело внезапно.

— Слушай, Киселев! — Я остановился и придержал кузнеца за рукав полушубка. — У меня предложение. Ты свободен, и я свободен. Выходит, делать нам нечего. Пойдем-ка ко мне.

— Это зачем же? — недоуменно спросил парень.

— А просто так. Ты живешь-то где?

— В общежитии.

— А у меня отдельная комната. Время раннее: семи нет. Поговорим. Выпьем, может, если на то пошло. Двинем, а?

Было уже около восьми, когда мы пришли ко мне домой. Я зажег свет. Киселев все еще стоял на пороге и осматривался.

— Богато живешь, — сказал наконец он.

Вряд ли это относилось к моей обстановке: кровати, столу, небольшой книжной полке и трем стульям. Вероятно, его удивило, что я занимаю отдельную комнату. Я не сказал ему, что работаю начальником строительства. Разница между нами в летах была не такая уж большая, года три-четыре, не больше, и Киселеву, конечно, и в голову не приходило, что он видит перед собою какое-то «начальство».

Меня же Киселев заинтересовал сам по себе. Я даже забыл о штангах. Мне было просто приятно разговаривать с ним. В нем ощущалась какая-то сила, уверенность в себе. Мы разделись, и я начал хозяйничать. Поставил на стол бутылку, в которой оставалось немного водки, наскоро протер тарелку и положил на нее несколько ломтиков копченой колбасы и сала. Рюмок у меня не было, да и стакан-то имелся только один: я вообще редко ел и пил что-нибудь дома. Я сбегал в умывальную и принес оттуда чей-то второй стакан.

— Давно в наших краях? — спросил я Киселева, когда мы уселись за стол и я разлил водку.

— С полгода, — ответил он почему-то мрачно.

— Что, не по нраву местность?

— Я на флоте служил, — задумчиво произнес Киселев, — в море…

— А кузнечному делу где выучился?

— Это я еще в колхозе присматривался. И на флоте на береговых базах приходилось… А последний год я весь в море провел. Северный флот… Хорошо!

— Ну что ж, давай выпьем за море! — Я поднял стакан.

Но Киселев, наверное, не расслышал моих слов и не дотронулся до своего стакана. Очевидно, его захватили воспоминания о море. Он сидел неподвижно, подперев голову руками и полузакрыв глаза. Было тихо. Только порывистый мартовский ветер гудел за стенами дома.

Я поставил стакан обратно на стол.

— Трудно было в море, а? Шторма, холод… Киселев усмехнулся.

— Может, кому трудно, а я люблю, — просто и без малейшего оттенка бахвальства сказал он. — Ты понимаешь, — внезапно обратился он ко мне, — что оно такое, море? Простор, волны, как глыбы, как горы эти, ворочаются… Эх, дурак я толстомордый, вот кто я! — неожиданно заключил Киселев и с силой опустил руки на стол.