Степь отпоёт (сборник)
вернуться

Хлебников Виктор
Шрифт:

Где красная, стоящая на лапчатых ногах утка заставляет вспомнить о черепах тех павших за родину русских, в костяках которых ее предки вили гнезда.

Где в золотистую чуприну птиц одного вида вложен огонь той силы, какая свойственна лишь давшим обет безбрачия.

Где Россия произносит имя казака, как орел клекот.

Где слоны забыли свои трубные крики и издают крик, точно жалуются на расстройство. Может быть, видя нас слишком ничтожными, они начинают находить признаком хорошего вкуса издавать ничтожные звуки? Не знаю. О, серые морщинистые горы! Покрытые лишаями и травами в ущельях!

Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанное и часослов Слово о полку Игореви во время пожара Москвы.

Лето 1909, 1911

196. Журавль

В. Каменскому

На площади в влагу входящего угла,Где златом сияющая иглаПокрыла кладбище царей,Там мальчик в ужасе шептал: «Ей-ей!Смотри, закачались в хмеле трубы – те!»Бледнели в ужасе заики губы,И взор прикован к высоте.Что? Мальчик бредит наяву?Я мальчика зову.Но он молчит и вдруг бежит: какие страшные скачки!Я медленно достаю очки.И точно: трубы подымали свои шеи,Как на стене тень пальцев ворожеи.Так делаются подвижными дотоле неподвижные на болоте выпи.Когда опасность миновала, –Среди камышей и озерной кипиПтица-растение главою закивала.Но что же? Скачет вдоль реки, в каком-то вихре,Железный, кисти руки подобный, крюк.Стоя над волнами, когда они стихли,Он походил на подарок на память костяку рук!Часть к части, он стремится к вещам с неведомой еще силой –Тик узник на свидание стремится навстречу милой!Железные и хитроумные чертогиВ каком-то яростном пожаре,Как пламень, возникающий из жара,На место становясь, давали чуду ноги.Трубы, стоявшие века,Летят,Движениям подражая червяка,Игривей в шалости котят.Тогда части поездов, с надписью: «Для некурящих» и «Для служилых»,Остов одели в сплетенные друг с другом жилы.Железные пути срываются с дорогДвижением созревших осенью стручков.И вот, и вот плывет по волнам, как порог,Как Неясыть иль грозный Детинец, от берегов отпавшийся Тучков!О, род людской! Ты был как мякоть,В которой созрели иные семена!Чертя подошвой грозной слякоть,Плывут восстанием на тя иные племена!Из железИ меди над городом восстал, грозя, костяк,Перед которым человечество и все иное лишь пустяк,Не более одной желёз.Прямо летящие, в изгибе ль,Трубы возвещают человечеству погибель.Трубы незримых духов се! Поют:«Змее с смертельным поцелуемБыла людская грудь уют».Злей не был и Кощей,Чем будет, может быть, восстание вещей.Зачем же вещи мы балуем?Вспенив поверхность вод,Плывет наперекор волне железно-стройный плот.Сзади его раскрылась бездна черна,Разверзся в осень плод,И обнажились, выпав, зерна.Угловая башня, не оставив глашатая полдня – длинную пушку,Птицы образуют душку.На ней в белой рубашке дитяСидит безумное, летя,И прижимает к груди подушку.Крюк лазает по остовуС проворством какаду.И вот рабочий, над Лосьим островом,Кричит, безумный: «Упаду!»Жукообразные повозки,Которых замысел по волнам молний сил гребет,В красные и желтые раскрашенные полоски,Птице дают становой хребет.На крыше небоскребовКолыхались травы устремленных рук.Некоторые из них были отягощением чудовища зоба,В дожде летящих в небе дугЛетят, как листья в непогоду,Трубы, сохраняя дым и числа года.Мост, который гиератическим стихомВисел над шумным городом,Объяв простор в свои кова,Замкнув два влаги рукава,Вот медленно трогается в путьС медленной походкой вельможи, которого обшита золотом грудь,Подражая движению льдины,И им образована птицы грудина.И им точно правит какой-то кочегар,И, может быть, то был спасшийся из воды в рубахе красной и лаптях волгарьС облипшими ко лбу волосамиИ с богомольными вдоль щек из глаз росами.И образует птицы кистьКрюк, остаток от того времени, когда четверолапым зверем только ведал жисть.И вдруг бешеный ход дал крюку возница,Точно когда кочегар геростратическим желанием вызвать крушение поезда соблазнится.Много сколько мелких глаз в глазе стрекозы оконныеДома образуют род ужасной селезенки,Зелено-грязный цинге исконный.И где-то внутри их, просыпаясь, дитя отирает глазенки.Мотри! Мотри! Дитя,Глаза протри!У чудовища ног есть полос буйнее меха козы.Чугунные решетки – листья в месяц осени,Покидая место, чудовища меху дают ось они.Железные пути, в диком росте,Чудовища ногам дают легкие трубчатообразные кости,Сплетаясь змеями в крутой плетень,И длинную на город роняют тень.Полеты труб были так беспощадно явки,Покрытые точками, точно пиявки,Как новобранцы к месту явки,Летели труб изогнутых пиявки –Так шея созидалась из многочисленных труб.И вот в союз с вещами летит поспешно труп.Строгие и сумрачные девыЛетят, влача одежды длинные, как ветра сил напевы.Какая-то птица, шагая по небу ногами могильного холмаС восьмиконечными крестами,Раскрыла далекий клювИ половинками его замкнула свет,И в свете том яснеют толпы мертвецов,В союз спешащие вступить с вещами.Могучий созидался остов.Вещи выполняли какой-то давнишний замысел,Следуя старинным предначертаниям.Они торопились, как заговорщики,Возвести на престол – кто изнемог в скитаниях,Кто обещал:«Я лалы городов вам дам и сел,Лишь выполните, что я вам возвещал».К нему слетались мертвецы из кладбищИ плотью одевали остов железный.«Ванюша Цветочкин, то Незабудкин, бишь, –Старушка уверяла – он летит, болезный».Изменники живых,Трупы злорадно улыбались,И их ряды, как ряды строевых,Над площадью желчно колебались.Полувеликан, полужуравель,Он людом грозно правил,Он распростер свое крыло, как буря волокна,Путь в глотку зверя предуказан был человечку,Как воздушинке путь в печку.Над готовым погибнуть полемУзники бились головами в окна,Моля у нового бога воли.Свершился перепорот. Жизнь уступила властьСоюзу трупа и вещи.О, человек! Какой коварный духТебе шептал, убийца и советчик сразу:«Дух жизни в вещи влей!»Ты расплескал безумно разум –И вот ты снова данник журавлей.Беды обступали тебя снова темным лесом,Когда журавль подражал в занятиях повесам,Дома в стиле ренессанс и рококо –Только ягель, покрывший болото.Он пляшет в небе высоко,В пляске пьяного сколота.Кто не умирал от смеха, видя,Какие выкидывает в пляске журавель коленца!Но здесь смех приобретал оттенок безумия,Когда видели исчезающим в клюве младенца.Матери выводилиЧерноволосых и белокурых ребятИ, умирая во взоре, ждали.Одни от счастия лицо и концы уст зыбят,Другие, упав на руки, рыдали.Старосты отбирали по жеребьевке детей –Так важно рассудили старшины –И, набросав их, как золотистые плоды, в глубь сетей,К журавлю подымали в вышины.Сквозь сетки ячейкиОпускалась головка, колыхая шелком волос.Журавль, к людским пристрастясь обедням,Младенцем закусывал последним.Учителя и пророкиУчили молиться, о необоримом говоря роке.И крыльями протяжно хлопал,И порой людишек скучно лопал.Он хохот-клик вложилВ победное «давлю».И, напрягая дуги жил,Люди молились журавлю.Журавль пляшет звончее и гольче еще,Он людские крылом разметает полчища,Он клюв одел остатками людского мяса,Он скачет и пляшет в припадке дикого пляса.Так пляшет дикарь над телом побежденного врага.О, эта в небо закинутая в веселии нога!Но однажды он поднялся и улетел вдаль.Больше его не видали.1909

197. Лесная дева

Когда лесной стремится ужВдоль зарослей реки,По лесу виден смутный мужС лицом печали и тоски.Брови приподнятый печальный угол…И он изгибом тонких рукБерет свирели ствол (широк и кругол)И издает тоскливый звук.Предтечею утех дрожит цевница,Воздушных дел покорная прислуга.На зов спешит певца подруга –Золотокудрая девица.Пылает взоров синих колос,Звучит ручьем волшебным голос!И персей белизна струится до ступеней,Как водопад прекрасных гор.Кругом собор растений,Сияющий собор.Над нею неба лучезарная дуга,Уступами стоят утесы;Ее блестящая ногаЗакутана в златые косы.Волос из золота венок,Внутри блистает чертог ног:Казалось, золотым плащомЗадернут стройный был престол.Очей блестящим лучомБыл озарен зеленый пол.И золотою паутинойОна была одета,Зеленою путинойПридя на голос света.Молчит сияющий глагол.Так, красотой своей чаруя,Она пришла (лесная дева)К волшебнику напева,К ленивцу-тарарую.И в сумрака лучахСтоит беззлобный землежитель,И с полным пламенем в очахСтоит лучей обитель.Не хитрых лепестков златой венок:То сжали косы чертог ног.Достигнута святая цель,Их чувство осязает мель,Угас Ярилы хмель.Она, заснув с ласкающей свободой,Была как омут ночью или водоем.А он, лесник чернобородый,Над ней сидел и думал. С ней вдвоем,Как над речной долиной дуб,Сидел певец – чрез час уж труп.Храма любви блестят чертоги,Как ночью блещущий ручей.Нет сомнений, нет тревогиВ беглом озере ночей.Без слов и шума и речей…Вдруг крик ревнивцаСон разбудил ленивца.Топот ног. Вопль, брани стон,На ноги вспрыгнул он.Сейчас вкруг спящей начнется сеча,И ветер унесет далечеСтук гневной встречи.И в ямах вся поверхность почвы.О, боги неги, пойдите прочь вы!И в битве вывернутые пни,И страстно борются они.Но победил пришлец красавец,Разбил сопернику високИ снял с него, лукавец,Печаль, усмешку и венок.Он стал над спящею добычейИ гонит мух и веткой веет.И, изменив лица обычай,Усопшего браду на щеки клеит.И в перси тихим поцелуемОн деву разбудил, грядущей близостью волнуем.Но далека от низкого коварства,Она расточает молодости царство,Со всем пылом жены бренной,Страсти изумлена переменой.Коварство с пляской пробегает,Пришельца голод утолив,Тогда лишь сердце постигает,Что значит новой страсти взрыв.Она сидит и плачет тихо,Прижав к губам цветок.За что, за что так лихоЕе оскорбил могучий рок.И доли станаБлестели слабо в полусвете.Она стояла скорбно, странно,Как бледный дождь в холодном лете.Вкруг глаза, синего обманщика,Горят лучи, не семя одуванчика?Широких кос закрыта пеленой,Стояла неги дщерь,Плеч слабая стеной…Шептали губы: «Зверь!Зачем убил певца?Он кроток был. Любил свирельИль страсть другого пришлецаЗаконная убийству цель?В храмовой строгости березЗачем убил любимца грез?Если чет средств примирить,Я бы могла бы разделить,Ему дала бы вечер, к тебе ходила по утрам, –Теперь же все – для скорби храм!И эти звезды и эти белые стволы –Ничто! Ничто! – теперь мне не милы.Был сердцем страстным молодой,С своей черной бородой он был дитя.Чего хотя,Нанес убийственный удар,Ты телом юн, а сердцем стар,С черно-синей ночью глазИ мелкокудрым златом влас?Иль нет: убей меня,Чтоб возле, здесь, была я труп,Чтоб не жила, себя кляняЗа прикасанье твоих губ».И тот молчит. СтенаяЗвонко, уходит таИ рвет со стоном волосы.Тьма ночнаяЗажгла на небе полосы(Темно-кровавые цвета).А он бежит? Нет, с светлою улыбкой,Сочтя приключение ошибкой,Смотрит сопернику в лицо,Снимает хладное кольцо.И, сев на камень,Зажженный в сердце пламеньИзлил в рыданьях мертвенной свирели,И торжеством глаза горели.1911

198. И и Э. Повесть каменного века

1

«Где И?В лесу дремучемМы тщетно мучимСвои голоса.Мы кличем И,Но нет ея,В следах семья.Уж полосаБудит триВсе жития,Сны бытия».

2

СучокСломилсяПод резвой векшей.ЖучокИзумился,На волны легши.Волн дети смеются,В весельи хохочут,Трясут головой,Мелькают их плечики,А в воздухе вьются,Щекочут, стрекочутИ с песней живоюНесутся кузнечики.

3

«О, бог реки,О, дед волны!К тебе старикиМольбой полны.Пусть вернется муж с лососемПолновесным, черноперым.Седой дедушка, мы просим,Опираясь шестопером,Сделай так, чтоб, бег дробя,Пали с стрелами олени.Заклинаем мы тебя.Упадая на колени».

4

Жрецов песнопенийУгас уже зой.Растаял дым,А И ушла, блестя слезой.К холмам седымВел нежный след ее ступеней.То, может, блестела звездаИль сверкала росой паутина?Нет, то речного гнездаШла сиротина.

5

«Помята трава.Туда! Туда!Где суровые людиС жестоким лицом.Горе, если голова,Как бога еда,Несется на блюдеЖрецом».

6

«Плачьте, волны, плачьте, дети!И, красивой, больше нет.Кротким людям страшны сетиЗлого сумрака тенет.О, поставим здесь холмыИ цветов насыпем сеть,Чтоб она из царства тьмыК нам хотела прилететь,От погони отдыхаяЗлых настойчивых ворон,Скорбью мертвых утихаяВ грустной скорби похорон.Ах, становище земноеДней и бедное длиноюСкрыло многое любезногоСердцу племени надзвездного».

7

Уж белохвостПроносит рыбу.Могуч и прост,Он сел на глыбу.Мык раздалсяНеведомого зверя.Человек проголодался,Взлетает тетеря.Властители движению,Небесные чиныВести народ в сражениеСтрастей обречены.В бессмертье заковав себя,Святые воеводыВедут, полки губяИм преданной природы.Огромный качается зверя хребет –Чудовище вышло лесное.И лебедь багровою лапой гребет –Посланец метели весною.

8

И
Так труден путь мой и так долог,И грудь моя тесна и тяжка,Меня порезал каменный осколок,Меня ведет лесная пташка.Вблизи идет лучистый зверь.Но делать что теперьТой, что боязливей сердцем птичек?Но кто там? Бег ужель напрасен?То Э, спокойствия похитчик,Твой вид знакомый мне ужасен!Ты ли это, мой обидчик?Ты ли ходить по пятам,Вопреки людей обычаю,Всюду спутник, здесь и там,Рядом с робкою добычью?Э! Я стою на диком камне,Простирая руки к бездне,И скорей земля легка мнеБудет, чем твоей любезнойСтану я, чье имя И.Э! Уйди в леса свои.