– Хелло, Мэг.

На какой-то краткий миг Ванесса позволила себе прислониться к нему.

– Бенедикт.

Он не двигался, и она не поворачивалась к нему. Этот краткий мир прикосновения был слишком драгоценным, слишком личным, чтобы поделиться… даже с ним.

– Я бы сказал, ты все время исчезаешь, – пробормотал он, – но это платье не позволит тебе скрыться без следа.

Ванесса отпрянула, чуть не стукнув его по подбородку.

– А кто виноват? Я не хотела его надевать!

– Но все-таки надела. – Его рука напряглась.

– У меня… не было выбора.

– Выбор всегда есть, Мэг. То, от чего мы отказываемся, часто так же выдает, как и сделанный выбор. Потанцуем?

Он повернул ее к себе лицом и посмотрел на нее. Не на грудь, а на губы, накрашенные красной помадой. Глазами он целовал ее. Хотя на нем были очки, Ванесса почувствовала жар этого взгляда. Он распушил рукой ее волосы.

– Потанцуешь со мной, Мэг?

– Я жду Ричарда, – задыхаясь, сказала она, в полной уверенности, что ей не хватает кислорода из-за этого проклятого корсета. – Он ушел, чтобы принести мне пунша…

Бенедикт посмотрел поверх ее головы.

– Он разговаривает с Лейси. Пусть там и остается. Кроме того, он не в маскарадном костюме. – Он вновь поглядел на нее, снимая свою шляпу с высокой, украшенной пряжкой тульей, и небрежно отбрасывая ее в сторону; его коротко остриженные черные волосы так подходили к этому аскетическому одеянию.

– У него не было времени… он только что вернулся из десятидневной поездки в Мельбурн. Прилетел сегодня вечером. В сущности, он попал сюда прямо из аэропорта.

– Прекрасно! – На торжествующего Бенедикта это, по всей видимости, не произвело никакого впечатления. – За нарушение правил ему придется отдать что-нибудь ценное. Его фантом можешь быть ты, Мэг. – Он начал покачиваться, обняв ее и медленно вливаясь в поток танцующих пар.

– Не думаю, что пуритане занимались таким легкомысленным делом, как танцы, – нетвердо произнесла Ванесса, инстинктивно подчиняясь томному ритму его движений.

– О, как и у всех остальных смертных, нашу плоть можно ввести в грех соблазна. Просто потом мы берем на себя смелость испытывать чувство большей вины за этот грех. – Теперь обе его руки были у нее на талии, слегка сближая их тела во время танца, а вокруг его ног в плотных черных бриджах кружились ее атласные юбки.

– Боюсь, я знаю об обольщении не больше того, что уместится на булавочной головке, – надменно отрезала Ванесса.

Бенедикт замедлил шаги, но не оторвал от нее взгляда и усмехнулся краем рта.

– Какой дурак сделал тебе такой неудачный комплимент? Настоящее обольщение не в знании, а в том, какая ты есть…

Его глаза неумолимо опустились к низкому вырезу ее платья. У него слегка раздулись ноздри, когда память его чувств узнала особый запах ее теплой плоти, аромат, сохранившийся в его постели.

– Просто будь сама собой, вот и все, что тебе нужно, чтобы обольстить меня.

– Ты имеешь в виду быть Мэг, – задумчиво проговорила Ванесса. В этом платье она, видимо, была не сама собой, а его ожившей эротической фантазией.

– Я имею в виду будь Ванессой, – хрипло сказал Бенедикт. – Приводящей в бешенство, неотразимой Ванессой. Знаешь, почему я пригласил тебя танцевать?

Ванесса ошеломленно покачала головой, а он ответил на свой вопрос с откровенностью, от которой у нее перехватило дыхание.

– Я хотел увидеть, как колышутся твои прелестные груди. Как от малейшего движения… от каждого вздоха они чуть вздрагивают и волнуются. Помню их тепло и пряный привкус у себя на губах, какими тяжелыми и упругими они были, когда я взял их в ладони… Думаешь, кто-нибудь заметит, если я наклонюсь и прижмусь губами вот здесь… в этой мягкой ложбинке?..

– Я замечу!.. – Ванесса вцепилась ему в руки, ее прерывистое дыхание перешло в испуганный стон, голова откинулась назад, а колени подогнулись. Крохотные красные пятнышки перед глазами стали черными.

– Ванесса, ради Бога, не изображай передо мной викторианскую девицу в обмороке! – произнес Бенедикт с грубой усмешкой, перешедшей в горестный испуг, так как она продолжала падать, безвольно прогнувшись в его сильных руках…

Резко отмахнувшись от предложенной кем-то помощи, он приподнял и понес ее поникшее тело из этого временного танцевального зала, через кирпичный сводчатый проход, соединявший гараж со старой конюшней. Зайдя туда, он уложил ее в один из денников, ногой захлопнув за собой ветхую низкую дверцу. Здесь они были по крайней мере одни; через стенку денника падал сноп желтого света, из гаража доносился настойчивый ритм музыки и шум множества голосов.