Маг машинально опустил ладонь на светлую головёнку Хела и вздрогнул. От демона шло что-то живое, ласковое. Оно не обжигало при касании, как естество инкуба. Хел был рождён на земле, он стал почти человеком. А что, если стрела может причинить ему вред?

– Отойди-ка, мальчик, – тихонько прошептал Фабиус.

И Хел подчинился, вывернувшись из-под его руки и скользнув назад.

Магистр мысленно перебирал подходящие заклинания. В кустах засело полдюжины оборванцев, целый бродячий оркестр…. А что если…

Оркестр…

Маг нервно улыбнулся, запустил руку в ворот рубашки и дотронулся до кристалла. Эта привычка осталась у него, ненужная, навязчивая. Ему не требовалось касаться камня при большинстве заклинаний. Но холодок и гладкость граней – успокаивали.

«Ars longa, vita brevis est», – прошептал Фабиус тихонько.

В кустах произошло бурное шевеление, возможно, даже драка.

Маг ждал, поглаживая Фенрира и сделав Саймону и Хелу знак не приближаться.

Наконец, нелепое, оборванное воинство выкатилось на дорогу. У них даже нашлась разбитая мандолина.

Бандиты расселись на обочине и не самыми скверными голосами запели «Радуйся, путник», аккомпанируя себе ударами кинжалов по деревянным ножнам и заунывными звуками расстроенного инструмента.

Радуйся, путник!

Найдёшь ты приют,

Если не сгинешь в дороге.

Ждёт Сатана душу твою,

Стёрты усталые ноги.

Но если вдруг ты услышишь напев,

Тонкой струной отзовёшься.

Вспомнишь с кем хлеб

Здесь делил и ночлег,

Вспомнишь и снова вернёшься.

Особенно хорошо пел тот, кого Хел назвал низшим – мелкий заштатный бес или чёрт – маг плохо различал без Борна их особенные черты.

Он слушал сей дикий концерт. Глаза его были сухи. Сердце молчало.

Нет, он не смог бы умереть сегодня. Не потому, что в душу его вернулась радость, но потому, что отвечал за тех, кто был с ним сейчас. А уедут Саймон и Хел, у него останутся те, кто доверился ему в Ренге. Жители острова на реке, горожане из Лимса. Он не один. Он должен жить и для них. Без него – любая банда дорожных хищников обратится в плотину, перекрывающую малые людские нужды.

– Пойте громче! – крикнул магистр, ощущая, что в груди у него загорелось живо, хотя и болезненно. – И пляшите!

Он обернулся к лекарю и юному демону:

– Поехали быстрее, иначе и к ночи не доберёмся до трактира «Под соснами», что у границ Ренге. Не спать же нам в лесу!

До трактира доехали быстро. Однако вид его не обрадовал уже Фабиуса. После встречи с бандитами маг был настороже и первым заметил странное: словно бы тонкое марево висело у них на пути, перекрывая, как сетью, дорогу к реке.

Он остановил коня.

Подъехал сонный Саймон, Хел подбежал и уставился на преграду, как щенок на чужака. Маг снова дотронулся до его почти человеческого затылка, предупредил:

– Тише, малый. Не шуми только. Что это, как думаешь?

– Это как сеть. Или верёвка, натянутая поперёк тропы. Нас ищут! – громко прошептал демонёнок.

Ноздри его раздувались.

– Нас ли?

– Нас! – выдохнул Хел. – Я чую особые метки. – Ищут любого, кто видел ли тебя, несёт ли от тебя письмо!

Мальчишку-демона трясло то ли от страха, то ли от возбуждения.

Маг ласково погладил его по голове и ощутил детский живой отклик маленького естества Хела. Нечеловеческого, но такого же ласкового.

Спешился Саймон, обнял ребёнка, прижав к груди.

– Что ж, – сказал он. – Заночуем в лесу.

– Проблемы это не решит, – нахмурился Фабиус.

Маг тоже спешился, сошёл с тракта, опустил руку в траву, шевеля пальцами. Через малое время вернулся, неся в ладони серенькую мышь-полёвку.

Мышь сидела на его ладони, оглядываясь с любопытством. Бусинки глаз поблёскивали. Маг склонил к ней лицо и прошептал: «Vade». А потом осторожно положил мелкую жизнь у края дороги.

Мышь встрепенулась и прыснула к лесу, уже на обочине исчезнув в короткой жухлой траве: для серой шёрстки хороша и осень.

– Ждём, – кивнул Саймон.

Но долго ждать не пришлось. Впереди послышался шум и звуки, словно в костре лопались каштаны.

– Вот это называется «и мышь не проскочит», – фыркнул Саймон.