Однако, уединившись для отдыха, спать магистр Фабиус почему-то не стал. Он тщательно, по периметру, обошёл со свечой доставшиеся ему скромные апартаменты: две комнаты, в одной из которых окно было большое, застеклённое хорошо сделанным желтоватым стеклом, а в другой – узкое, как бойница, затянутое непрозрачной запузырившейся слюдяной плёнкой. В комнате с большим окном стояли стол, бюро с письменными принадлежностями, два стула, большой сундук и маленький клавикорд, к сожалению, изрядно расстроенный. (Магистр постучал по клавишам и поморщился). В комнате с окном-бойницей имелись лишь деревянная кровать, маленький столик, куда перекочевали вино и сливы, да ночной горшок.

Завершив обход, магистр достал из седельных сумок зеркальце из отшлифованной серебряной пластины, толстую свечу и переплетённую в кожу книгу в ладонь величиной. Свечу он поставил на стол в комнате с большим окном, рядом положил зеркальце и книгу, прочитав из неё предварительно несколько фраз. И как только магистр удалился во вторую комнату, с окном-бойницей, как над столом тут же сгустилась тень читающего человека.

Фабиус невесело усмехнулся, подошёл к бойнице, коснулся стекла одним из перстней, а их на его правой руке было три, и произнёс тихо «Absit omen!». И без того мутное и пузырчатое стекло запотело вдруг, словно украшало не спальню, а баню.

Магистр нахмурился: он ожидал другого эффекта. Провёл пальцем по влажной поверхности, рисуя какой-то нужный ему узор. Но линии вдруг сами собой сложились в очертания женской головки с тяжёлым узлом волос…

Волосы Райана успела заколоть в узел. Это было первое, что она сделала, как только ощутила тяжесть под сердцем. Он не возражал. Он смотрел на неё и не мог наглядеться, зная, что судьба уже занесла над нею свой меч. Что ей суждено стать матерью его единственного законного сына и наследника, а, значит, родов она не переживёт.

Он страховал себя с любовью, как мог. Взял в жёны девочку из отдалённой провинции Ларге. У небогатых родителей справился лишь о здоровье невесты, прежде чем заочно подписать контракт. Он желал увидеть дурнушку, а увидел любимую. Всегда и вечно. Лёгкую и трепетную, как птица, которую вспугнул охотник, поднимающий лук.

Магистр вздохнул и одним движением стёр нечаянный узор. А затем повторил заклятье. И тонкое стекло растаяло, а на подоконнике уже сидел, охорашиваясь, огромный чёрный ворон. Больше же в комнате не было никого.

И тут же часы на городской ратуше пробили девять. А следом сторож истошно заорал вдалеке: «Девять часов в Ангистерне! Время спать!» И все эти звуки успешно заглушили лёгкое шипение вина в серебряном гербовом кубке. С первым ударом часов вино вскипело колдовской зелёной пеной, и тут же приобрело свой обычный вид.

______________________________

1. Да не случится такого! (Чур меня!)

Глава 9. Тьма как предчувствие

«Кучеру для обуздания лошади, во много раз его сильнейшей, необходимы вожжи и удила; в человеке это будет нервная сила, представляющая средство воздействия воли на организм. Умение направлять и концентрировать ее – первая степень магического развития».

Папюс, «Практическая магия»

Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.

Год 1203 от заключения Договора,

Месяц Урожая, день 12-й

Тьма раскинула над Ангистерном шаль – тоньше паутины, темнее воронова крыла. Птица, взлетевшая с подоконника гостевых покоев в доме префекта, растворилась в ней, как горсть соли в мутной воде.

Ворон летел, почти не взмахивая крылами. Так следуют воздушным потокам старые коршуны. Но коршун не может скользить над самыми крышами, и тот, кто способен видеть в темноте, легко опознал бы сейчас колдовскую птицу по полёту.

Бледная луна ещё поджидала свою голубоватую подружку и светила тускло, как сиротская свеча над выплакавшим глаза небом. Ворон низко парил над городом, потом поднимался выше, вглядываясь в чуть более светлые реки улиц, в сажевые заплатки теней между домами.

Он каждым пером впитывал слухи и сплетни, различая колдовским слухом даже то, что шептали за запертыми дверями, и кружил, кружил во тьме…

Только главная улица города золотилась обилием масляных фонарей. Ворон не торопился пересекать этот слабый поток огня. Он двигался параллельно ему, к яркому квадрату света на Ярморочной площади.

С площади доносились звуки музыки, слышался смех, стук деревянных мечей. Видно там давали представление заезжие комедианты. Ворон хотел было присмотреться получше к этому оазису ночного веселья, как вдруг тишину прорезал тонкий скрипучий всхлип, а следом раздался человеческий визг, полный такого ужаса, словно кого-то пожирали заживо.