Шрифт:
Очередь растерянно переглянулась, достала свои извещения и очки…
Но ни у кого в этой очереди не оказалось извещения за номером 60996, кроме Семена Петровича Собакина.
Лицо единственного из всей очереди извещенного с названным номером довольно замаслилось. По лбу Собакина пошли розовые волны, и он, выступив из хвоста, отчетливо произнес: «Я!»
«Товарищи, пропустите товарища с номером!» – визгливо прокричала в ответ почтовая голова, и очередь, та самая очередь, которая только что безнадежно отделяла Семена Петровича от посылки, с завистью и благоговением расступилась пред ним.
«У товарища 60996 извещение….» – с уважением (и даже, кажется, с ужасом) шептала очередь, провожая Семена Петровича взглядами, и та самая бабуленция, что прежде стояла впереди, быстро перекрестилась Собакину в спину.
Ничто не удивило Семена Петровича ни в этом благоговении, ни в этом почтении, оказываемом ему.
Меценат привык к уважению. И заслуживал его вполне.
Голова в окошке протянула за извещением маникюрную гладкую лапку и, отвернувшись, прокричала в глубину служебного помещения: «Людочка! Тут с 60996 извещением!»
«Товарищ с номером, подойдите ко второму почтовому окошку!» – откликнулась Людочка.
Семен Петрович проплыл обратно, вдоль первой и второй очереди, и даже тут не пришло ему в голову хоть чему-нибудь удивиться.
Семен Петрович даже не вспомнил, что от него не потребовали для проверки паспорт, словно так оно и надо было, и все прочие-остальные люди должны его знать в лицо.
Он нетерпеливо навис над вторым окошечком, и вторая голова почтовой служащей улыбнулась ему маслено и приветливо.
«Пару минуточек обождите, Семен Петрович!» – сказала она и, на миг скрывшись в сумерках, уже буквально через мгновение появилась опять.
«Не затруднитесь пройти, пожалуйста, к служебным дверям, Семен Петрович!» – явно смущаясь, пропищала голова, и в ответ Семен Петрович в недоумении приподнял складки на лбу.
«У вас очень крупная посылка, я выдам из двери», – пояснила просьбу служащая, и Семен Петрович расплылся в ответной понимающей улыбке.
Дверь служебного почтового отделения распахнулась.
Навстречу получателю из распахнутых створок выехало нечто и в самом деле огромное, обернутое крафтом, уставленное печатями и залепленное изоляционной лентой.
«Желаете удостовериться в сохранности?» – пискнула голова, показываясь из-за края посылки.
Семен Петрович желал.
Голова засуетилась. Защелкала ножницами, и вскоре упаковочная бумага и скотч свернулись по бортам посылки в рулоны.
Перед меценатом и благотворителем со скромными счетами в швейцарских банках стоял очень дорогой, элитный вип-груз 2000.
Шестигранный, полированного массива «Виктория Премиум».
Подчеркивающий высокий статус своего получателя.
Хотя…
Разве мертвым не все равно, где лежать?
Жди меня
Однажды, в 73-м году, на выходе из станции метро Полежаевская «вторая» познакомились случайно два человека.
И раз уж им так повезло, то они решили никогда больше не расставаться. А то вдруг еще что…
Потеряются?
Они подали заявление. И хотя детей у них не было, но все равно расставаться они не стали.
А то вдруг еще что…
Потеряются?
И не потерялись. А жили долго и счастливо. И так привыкли друг к другу, что потеряться уже, кажется, не могли…
Но все равно они чуть не потерялись. Почти. А дело было так…
Один человек больше не захотел жить-поживать на белом свете.
Как-то так все у него соединилось и совпало, и по работе, и так, что ему стало невмоготу.
У него к тому же вчера в 67-й больнице умерла жена, и нужно было ехать договариваться обо всех этих делах и везти жене одежду, в какой она попросила ее похоронить (то платьице).
И он искал его, где она ему вчера сказала. Перебирал по вешалкам воспоминания.
Нет ничего на свете прочнее запахов.
Мандариновых корок.
Нафталина.
Старой губной помады.
И женских духов.
Но там, где она сказала, платья не было. Хотя он нашел одно похожее. Вот только то это платье или не то, он не был уверен. А спросить теперь уже было некого.
А день был светлый.
Ясный, как чистая простынь.
Его жена, пока ее не увезли в 67-ю, все ждала такого дня. У нее под балконом (они жили на первом этаже, 40 лет с маленьким хвостиком) была своя грядка. И вот, только сходил снег, она выходила «копаться», и копалась иногда до самого вечера.