Минные поля с фронта прикрываются плотным артиллерийским и пулеметным огнем. Единственное беспокойство вызывает у меня дорога на Усть-Пристань: по ней нас можно обойти с севера. Выдвигаю на это направление восемнадцатую и двадцать четвертую кавдивизии с двумя батареями артиллерии.

Маршал Шапошников внимательно выслушал меня и сказал:

— Главное — не пустить немцев за канал. Надо продержаться еще немного. Скоро прибудет помощь.

— Товарищ маршал, будем драться до последнего дыхания, — ответил я. — Все сделаем, чтобы остановить фашистов, не допустить их к каналу…

Мехлис слушал этот разговор, прохаживаясь по комнате. А потом сам стал меня подбадривать, обещая скорую помощь. Из его слов я понял, что готовится решительный отпор захватчикам. Тут же выяснилась и причина его недавнего возбуждения: оказывается, он ехал из Дмитрова в Рогачево по единственной незаминированной дороге и не встретил там наших войск…

В 10 часов 30 минут 26 ноября к Рогачево приблизились передовые отряды противника, а еще через час началось наступление его главных сил. Против нас действовали части 6-й, 7-й танковых и 14-й моторизованной дивизий, а также 900-я бригада СС. Опять рвались на наших минах немецкие танки. Опять горели неприятельские автомашины и бронетранспортеры. Трижды в течение дня предпринимал враг фронтальные атаки и всякий раз откатывался с тяжелыми потерями.

С утра 27 ноября на нас обрушился огонь тяжелой артиллерии, усилились бомбардировки с воздуха. Гитлеровцы начали обходить Рогачево с востока и вбили клин между войсками, оборонявшими этот город, и 107-й мотострелковой дивизией. Враг явно стремился расчленить и уничтожить наши войска по частям.

«Что делать? — напряженно размышлял я. — В Рогачево можно продержаться наличными силами еще несколько дней: поселок подготовлен к круговой обороне. Но, блокировав нас здесь, противник неминуемо нанесет удар главными силами по войскам, обороняющимся на рубеже Коньково, Синьково, Ольгово, и, вероятно, его танки прорвутся тогда за канал Москва — Волга». Вспомнил разговор с маршалом. Он подчеркнул, что главная наша задача — не пустить немцев на восточный берег канала. Я дал слово выполнить ее во что бы то ни стало, значит, выбора у меня нет.

После мучительных размышлений решил оставить Рогачево и отходить на последний перед каналом рубеж.

Связался по радио с Чанчибадзе.

— Порфирий Григорьевич, — говорю ему, — немцы обошли Рогачево, перехватили дорогу на Дмитров между мною и вами. Поодиночке нам не устоять. Отвожу войска из Рогачево к вам.

— Другого выхода и я не вижу, — согласился со мной Чанчибадзе.

— В таком случае приказываю нанести удар по противнику, прорвавшемуся севернее дороги на Дмитров, а мы при отходе будем крушить все, что есть у немцев южнее этой дороги.

Согласовали время удара и сумели нанести его синхронно. В скоротечном этом бою фашисты потеряли 14 танков, 12 бронетранспортеров, до 400 солдат и офицеров. Наши потери составили 12 человек убитыми и 17 ранеными.

Соединившись с главными силами подчиненных мне войск, я объехал на машине все части, призвал бойцов, командиров и политработников мужественно отстаивать каждый окоп, каждую огневую позицию.

— Отходить некуда, — говорил я. — За каналом для нас земли нет. Родина приказывает остановить врага здесь, и мы должны выполнить этот приказ.

С напряженным вниманием слушали меня верные боевые товарищи, и лица их, почерневшие за эти дни, выражали неколебимую решимость.

Гитлеровцы уже видели в свои бинокли канал Москва — Волга, город Яхрому — на западном его берегу и Дмитров — на восточном. Враг остервенело бросался в атаки, но всякий раз мы выдерживали его натиск. У нас даже раненые бойцы, способные держать в руках оружие, не покидали поле боя. Вдохновляли бойцов, укрепляли их боевой дух отличные действия приданных нам двух батарей «катюш». Опять отличились и наши конники: в критические моменты боя они лихо вырывались из лесов, наносили свои неотразимые удары по пехоте противника и снова исчезали в лесах.

Немецко-фашистское командование стремилось деморализовать нас почти беспрерывными налетами авиации. В дело пошли даже 500-килограммовые фугасные бомбы. Но и это не помогло. В полевых условиях больших потерь войскам такие бомбы не причиняли. Правда, несколько человек было контужено. Взрывной волной тряхнуло и меня, отбросило метров на пятнадцать, однако только оглушило и растревожило раненую руку.

Во время одной из таких бомбежек, 28 ноября, к нам прибыл командующий 30-й армией Д. Д. Лелюшенко. От него мы узнали, что и на правом фланге армии фашисты не сумели форсировать Волгу. И еще одним сообщением порадовал нас командарм.

— Еду в Дмитров, — сказал он, — туда уже прибывает подкрепление — первая ударная армия…

Угасал короткий день предзимья. Крепчал мороз. Темнело. А на душе было тепло и светло: задача выполнена, враг остановлен с немалыми для него потерями. Только в боях под Рогачево и Дмитровом уничтожено более 2000 неприятельских солдат и офицеров, 70 танков, 25 арторудий, 60 пулеметов. А сколько сожжено автомашин… Этого мы не могли подсчитать даже приблизительно.

Проводив в Дмитров командарма, я задержался ненадолго у входа в свой блиндаж с группой ближайших помощников. Стояли, обменивались мнениями о только что закончившихся боях. Наслаждались тишиной, от которой успели отвыкнуть. Вдруг в тишине послышалось урчание автомобильного мотора. Все оглянулись. Машина приближалась со стороны Дмитрова. В нескольких шагах от нас шофер резко затормозил. Открылась дверца, из машины вышел генерал Иван Павлович Камера. Бывший командир конартдива 5-й Кубанской кавбригады являлся теперь, как мне уже было известно, начальником артиллерии Западного фронта.