Вслед за мальчиком Хатамури преодолел хитросплетенье коридоров и опустился на циновку в небольшой комнатке, погружённой в полумрак.

Лёжа на циновке ронин думал о том, как хочет спать, и как глупо было прийти сюда, в чайную, когда вот уже одиннадцать лет единственное чего он мог желать от женщин – что бы те не смотрели с презрением на его изуродованное лицо. Тимора ничем не отличалась от других – кроме, разве что, ума. Расставаясь с ним, она не сказала ему ни слова укора, она лишь пошла дальше своей дорогой. Он всегда считал, что из всех из них она единственная никогда не упустит своего – в войне или в мире, Тимора всегда была на вершине. И он любил её такую – сильную и безжалостную. Он изо всех сил пытался разглядеть в её аметистовых глазах трещинку, слабость, человечность, и ушёл, так и не узнав – была ли она, эта трещинка.

А теперь Тимора прислала с голубями письмо, где было всего три слова: «Ты нужен мне». Три коротких слова, но с этими словами будто взорвался изнутри весь его привычный мир. Три слова он читал раз за разом в своей памяти, не глядя на бумагу, впитавшую чернила. То он видел в этих словах боль и одиночество, то требовательный приказ избалованной госпожи. То готов был нестись к написавшей эти строки, загоняя коней и срывая паруса, то полз едва-едва, чувствуя, что нужен не он, а что-то, что проще всего ей было получить от него – верность, силу, острый клинок.

И вот теперь, когда казалось, что все преграды остались позади, он был совсем рядом – и так же далеко. Имени Тиморы боялись сильнее, чем его собственного вида, а то и другое вместе заставляло встречных проглатывать язык. А кроме того, дорога ослабила и вымотала его. Лишь на это он списывал своё дурное самочувствие, не желая признать, ему давно уже не двадцать.

***

Он чувствовал, что в тепле и относительном уюте то и дело проваливается в дрёму, и уже начал надеяться, что девушка для сопровождения так и не придёт, но мечтам его не суждено было сбыться. Когда Хатамури в очередной раз вынырнул из сумрака снов, он увидел около двери силуэт, укутанный в ткань по самую макушку. Разглядеть лицо в полумраке было невозможно, да оно и не имело значения.

Хатамури попытался сесть, привалившись спиной к стене.

– Ничего не нужно, - пробормотал он, и снова провалился в сон.

Когда он открыл глаза в следующий раз, фигура сидела напротив его циновки, опустив ноги на пятки. Он увидел, что лицо гейши красиво и не похоже на лица жителей островной империи, только очень бледно, как полумесяц на небе посреди зимней ночи - такое же матовое и прозрачное.

– Уходи, - повторил он и понял, что язык его не слушается. Он и не думал, что настолько болен.

– Тебе плохо, - Хатамури вздрогнул, обнаружив, что голос не был женским. Впрочем, трудно было назвать его и мужским. Он походил на шёпот листьев майской ночью – такой же тихий и нежный. – Кроме того, если я уйду, мне не заплатят. И я, возможно, умру от голода ещё до наступления новой ночи. Позволь мне остаться, и помочь нам обоим.

Хатамури не мог бы сопротивляться, если бы и захотел.

Он снова задрожал всем телом, когда невесомые ладони легли на его грудь и, развязав перевязь с мечом – незнакомец сделал это так ловко, как не смогла бы самая опытная гейша, - развели в стороны полы кимоно.

Хатамури зажмурился и инстинктивно попытался оттолкнуть руки, но у него ничего не вышло – то ли он оказался неожиданно слаб, то ли незнакомец неожиданно ловок. Кимоно упало на пол, и гость замер.

Хатамури открыл глаза. Он ожидал, что нежное лицо отшатнётся прочь в ужасе, но посетитель лишь задумчиво разглядывал изуродованное плечо. Покрывало соскользнуло на пол, и теперь Хатамури видел, как отблёскивают в языках пламени его длинные каштановые волосы.

– Меч прошёл так глубоко, - незнакомец провёл пальцами в воздухе, почти касаясь краёв рваной раны, которая так и не зажила до конца, - а врач был плох. Ни один человек не сможет помочь тебе.

Хатамури усмехнулся, и в глазах его мелькнул злобный блеск:

– Скажи то, чего я не знаю, – от мысли, что даже это опустившееся существо боится коснуться его, Хатамури охватила ярость.
– Если решил остаться – то работай. Это тело жаждет прикосновений, как и любое здоровое.

Гость ничего не сказал, но рука его действительно легла на грудь Хатамури – по центру, где не было шрамов, и легко погладила, опустившись ниже. Их взгляды встретились:

– Пожалуйста, повернись на живот… господин…. – увидев на лице Хатамури сомнение, гость добавил.
– Ты просил у хозяина массаж. Так мне сказали.

Хатамури, взгляд которого как раз в очередной раз заволокло дымкой, только откинулся на подушки и пробормотал:

– Делай что хочешь.

Дважды говорить не пришлось. Он почувствовал, как тонкие руки неожиданно легко перевернули его тело и оказались у него на плечах. Под касаниями чувственных пальцев мышцы таяли как масло, но то самое больное плечо незнакомец всё ещё обходил стороной.

Наконец, Хатамури совсем расслабился, и решил уже было не придираться к массажисту, когда тот внезапно ударил пальцами по обе стороны от позвоночника, блокируя нервные окончания. Хатамури вскрикнул от неожиданности и попытался вскочить с пола, но это ему не удалось – ноги были ватными, а рук он не чувствовал вовсе.