Иногда Ира подвозила меня или к моему дому, или к остановке, но сегодня хотелось пройтись, проветриться, побыть одной. И Ира, по-моему, поняла, потому что не стала спешить с уходом, как я, а медленно и сосредоточенно красила губы. Еще бы — она едет к мужу, ее ждут, она должна быть красивой…

— Пока, Натали, — глядя в зеркальце, сказала она. — Будь умницей.

— Буду, — улыбнулась я.

Обещать пустяки просто, тем более, Ира всего одной фразой показала, что несмотря ни на что, по-дружески любит меня. А я всего одним словом показала, что для меня это важно.

Домой я добралась не так быстро, как обычно: сначала шла пешком до остановки, потом, сама не знаю почему, выбрала троллейбус, а не маршрутку, потом зашла в магазинчик у дома и долго ходила между рядами, удивляясь, зачем я здесь. А потом поняла. Поняла и решительно вышла из магазина. Все дело в том, что мне не хотелось идти домой. Не хотелось, потому что там одиноко. Но среди незнакомых людей не было легче, и все равно ведь придется вернуться к тому, что я выбрала.

Дома я всячески себя напрягала, чтобы не замечать, как ноет душа, чтобы не слышать ее. Сделала уборку, нажарила сковородку котлет, хотя и не собиралась их есть на ночь глядя, приняла ванну, нежась и слушая печальную музыку. Вообще-то подборка называлась «романтической», но навеяла ненужную грусть. Потом устроилась на огромной кровати, включила телевизор, не выбирая канала, приготовилась ждать, когда навалится сон, и вдруг в дверь позвонили.

Сначала подумала, что показалось, поэтому в первый раз даже не пошевелилась, а когда звонок повторился, глянула на часы, сообщившие, что уже девять, и в такое время по гостям добрые люди не ходят, и все-таки пошла открывать. Уж очень пришедший был настойчивым: я тут и так уснуть не могу, а под трель звонка тем более не получится.

— Кто там? — спросила строго.

— Я, — послышался мужской голос.

— Кто я? — подумала, что показалось.

— Павел. Кто же еще?

Я нервно затянула потуже пояс халата, поправила влажные после ванны волосы, глянула на свое отражение в большом зеркале. Лицо розовое, ни грамма косметики, на ногах пушистые тапочки — ну да, только так и встречают бывших.

В первое время, когда мы с Павлом расстались, я строила планы, как однажды мы встретимся, и он, увидев меня, сильно пожалеет, что бросил, поймет, какое сокровище потерял. Все правильно, как в одном всем известном фильме. А потом у меня, как и в фильме, это желание испарилось. Мне стало все равно: пожалеет когда-нибудь Павел или нет, что бросил меня. Он бросил. А я не потерялась.

Теперь он был мне полностью безразличен.

Может, в отличие от героини фильма, у меня этот процесс прошел куда быстрее, потому что не было феерической встречи спустя двадцать лет? Я видела Павла по нескольку раз в неделю, и когда видела, сердце молчало.

— Наташа, — позвал Павел.

— Ты дверью не ошибся?

— Нам надо поговорить.

— Нам? Не помню, чтобы хотела поговорить с тобой.

— Хорошо, — тяжело выдохнул он. — Мне. Мне надо поговорить с тобой.

— Сейчас?! — намекнула на позднее время.

— Да, — еще один вздох. — Наташа, открой, это очень важно.

Я знала, что пожалею. Вот чувствовала, что так и будет. Но дернул меня черт открыть дверь. Павел тут же протиснулся в коридор, и не успела я и слова сказать, размашистым шагом прошел на кухню. Включил свет, сел на стул и оглянулся, ожидая, когда зайду я.

— Совсем обалдел? — остановившись в дверях кухни, я возмущенно следила за тем, как он осматривается, принюхивается и уверенно идет к сковороде с котлетами. — Даже не думай!

Подлетев к нему, я отобрала крышку и водрузила ее обратно на сковороду.

— Говори, что хотел, и уходи, — процедила я.

— Вот ты как… — Павел нехорошо усмехнулся, и я испугалась.

Да, я знала его больше года. Да, когда-то даже любила. Но сейчас испугалась, что если разозлю его, он ко мне прикоснется, воспользуется тем, что мы одни, что загнал меня в угол. Странные мысли, я стала такой трусихой, или всегда ею была, но я почувствовала, как начинаю дрожать.

— Павел, — я сменила тон, теперь он был относительно спокойным и дружеским, — зачем ты пришел? Говорил, что хочешь поговорить, а сам молчишь.

— Для кого ты нажарила котлеты? — неожиданно спросил он.

— Для себя.

— Не верю.

— Тогда не для себя, — согласилась я, чтобы не злить его, но заметив его взгляд на сковороду, все-таки не смолчала. — Но не для тебя — это точно.

Какое-то время Павел молча смотрел на меня, а потом отошел к окну.

— Знаешь, — сказал он с отчетливой нотой трагизма, — мне тебя не хватает.

Я смотрела ему в спину и знала только одно — я хочу, чтобы он ушел. Я очень хочу, чтобы он ушел из квартиры.

— Лида — она… — он замолчал, то ли ожидая вопроса, то ли собираясь с мыслями.

Но я и так поняла, что Лида — эта та дама в огненном, которая увела его в новую, богатую жизнь.

— Лида — она… — Павел снова выдержал паузу и шокировал признанием. — Жаба.

Я поправила полы халата, беспокойно глянув на дверь кухни. Если попытаться уйти, пока он стоит спиной…

Но в этот момент Павел обернулся, и я поняла, что поздно, незаметно уйти не выйдет. Да и куда мне бежать? Из своей квартиры? В одном халате на голое тело и в тапочках? Смешно. Тут же мелькнула мысль, что некоторые жертвы насилия, как и я, боялись бежать, чтобы не выглядеть смешно, некоторые слишком медлили, тоже как я, а некоторые впускали насильника к себе сами — без комментариев.