Понял – нефиг самому сидеть над бумажками, надо писаря заводить, толкового, чтобы и делопроизводство знал, и почерк разборчивый имел с грамотностью, и допуск дать можно было. А где его взять? Где-где-где. Где взять нужное? Не подразделение, а тришкин кафтан. Не напасешься заплаток на все прорехи.

И главное – где взять людей? Народу в похоронной команде особого назначения головотяпов – скупой кот наплакал, половина каличи и убогие, а объем работы как на роту здоровых. Надо и хоронить, и оформлять места захоронений, и трофеи собирать – сортировать, и хозработы вести. Опять же, главная задача – головы немецкие собирать и складировать, ее никто не отменял. С писарем назначенным повезло – усидчивый оказался и всю эту бюрократию знает, сначала скрепя сердце оторвал боевую единицу от производства, да и то потому, что понял – не осилить всю бумажную работу самому. За ночь при лучине мастер чистописания все сделал в лучшем виде, теперь можно пред светлые очи начальства представать. Выбить у майора людей не получится, как бы еще и своих не потерять. Единственный резерв – местные. Но опять же, вроде помогать и дружить надо, а где взять людей и топливо на помощь? Надо с местными договариваться, чтобы людей выделяли, в обмен на пахоту, например. А для того надо как-то "Комсомолец" зажать. Точно, решено – сломался тягач, надо с соколом одноглазым побеседовать, чтоб подшаманил двигатель. Так, чтобы сам тягач выглядел нерабочим и чтобы завести его могли только свои.

Опять же шмотки всякие местным можно отдавать. Будут нести картошку, лук, в общем кто что сможет, а многие местные ничего из продуктов не имеют, но способны притащить те трофеи, использовать которые в хозяйстве не могут. В числе таких трофеев может оказаться всё что угодно.

На подмосковных полях вермахт потерял такое количество техники и имущества, что найти можно тут было черта с рогами, говоря старорежимно. И это было единственным плюсом в той реальности, что окружала старлея и его людей. Жуткая по объему работа по захоронению погибших в освобожденных районах РСФСР зимой-весной 1942 года была в принципе неплохо организована, только вот беда в том, что это была дополнительная ко всем другим, привычным и необходимым работам, деятельность, отвлекавшая силы от куда более важной деятельности человеческой. А из-за громадной войны сил-то и так было мало.

Трупы закапывали на месте смерти, либо перевозили не более чем на 3–5 километров, в общих могилах. Немцев с их союзниками (а этой европейской сволочи оказалось неожиданно много) хоронили отдельно от наших бойцов и командиров, не смешивая их и после смерти – слишком уж прорубили сами арийцы глубокую пропасть между собой и нормальными людьми. В индивидуальные могилы хоронили орденоносцев и старших командиров и начальников, что опять же отнимало лишние силы.

Похоронами занимались местные похоронное команды, сформированные из гражданских лиц, под руководством работников военкоматов и уполномоченных райисполкомов. Отдельно работали команды пленных, под конвоем НКВД, но таких было мало, немцы в плен пока сдавались крайне неохотно, обычно попадая ранеными, их еще и лечить приходилось. Привлекались к авралу и заключенные и арестованные по сравнительно мелким делам.

Прибытие в район Берестова с грозной бумагой Санупра, с невиданной специальной задачей заготовки коллекции черепов, поставило перед районной властью еще больше проблем и на этого замухрыстого командира в обтрепках смотрели настороженно.

В связи с научной задачей старлею теперь было необходимо вести координацию погребений с местными похоронными командами, наладить обмен информации, решать многие путаные организационные вопросы.

Напрашивалось связаться с соседями по фронту, наладить взаимодействие с другими похоронными командами. Вколоченные инстинкты пехотного командира – обеспечить фланги и локтевую связь – в данном случае были уместны. Без транспорта об этом и думать не приходилось, а теперь – с грузовиком – открывались перспективы. Только вот комендантская служба района тут же придерется к бесхозному транспорту, могут просто изъять, если попадешься под горячую руку. Надо оформлять документы, а при оформлении – часть войсковая может на грузовик лапу наложить. В общем и целом – крутись как хочешь.

Поскольку его похоронная команда относилась к воинской части, то Берестову пришлось встать на учет в военной комендатуре, получить место временной дислокации, почтовый ящик в полевой почте, оформить в политотделе комендатуры партийный и комсомольский учет, получить счет в отделении полевого банка, встать на продовольственное и вещевое снабжение в органах тылового снабжения, что потребовало времени и усилий, оторванных от главной задачи.

Родная военная бюрократия ожидаемо напортачила, некоторая часть документов у Берестова оказалась оформлена либо неправильно, либо с незначительными нарушениями, в результате чего у начпохкоманды возникли затыки с военными финансистами и тыловиками. С комендатурой все вопросы решились быстро, в течение недели, а вот волынка с финчастью, продовольственной и особенно вещевой службой, угрожала тянуться не то что неделями, а месяцами.

Пока получалось так, что Берестова поставили не на централизованное снабжение, а на обеспечение за счет местных ресурсов. Для похкоманды в условиях зимы-весны 1942 года это был реальный капут. Даже для того чтобы ездить по колхозам за продуктами нужна машина или пара-тройка гужевых повозок, для продуктов заготовленных таким способом требуются хранилища и места для переработки, нужна соль и специи, посуда и тара, да много чего ещё нужно. Но главное, сколько можно заготовить продуктов в разоренной войной местности, чуть ли не сразу после прошедших многомесячных боёв? Хрен да маленько, вот сколько. Так что без централизованного снабжения будут у Берестова бойцы голодать, да и сам командир "гроб-команды" начнет "доходить". Здесь, где немцы не смогли похозяйничать, а сразу покатились назад – еще что-то у людей оставалось. Там, где европейцы пробыли дольше недели ситуация была ужасающей. Приезжего варяга быстро поставили на место, ознакомив со сводкой из района по соседству:

У самого буквально шерсть на голове зашевелилась, потому как живо представил что творится теперь после такого мамаева нашествия. Даже в деревне, которая и не сожжена – а дома побиты обстрелами и бомбежками, да и погорельцы… Женщины, дети. И жрать нечего и надеть и обуться не во что… хоть босиком по снегу…

Сам бы себе не поверил, но когда доложили, что одна из выданных ему лошадок уже скоро издохнет и помочь ей невозможно, то дал добро на передачу ее саперам как вспомогательного тяглового средства, на случай обнаружения тел погибших. И вечером не удивился, узнав, что лошаденка не померла своей смертью от хвори и недосмотра, а геройски подорвалась на мине и была дострелена. А потом ел сильно пахнущую похлебку с жесткой кониной. Одна беда – лошадок мало, те, что еще ходят – в работе необходимы, так проблему не решишь. Надо завтра связываться с шефами из ВММА, нельзя время терять на самозаготовки, пока тепло не наступило – надо спешить, делать закладки с головами. Шефы могут надавить авторитетом, тогда и транспорт частью получится себе оставить и бензин выбить. На лошадках до тепла не поспеть, а к слову – еще и им корм нужно добывать, там, где война каталась гусеницами и огнем сена не осталось, горит оно хорошо, сено-то. Голова кругом. А еще не забыть в госпиталь местный заехать – ясно же, что в зоне скопления раненых немцев всякого медицинского много будет, а тут уже Берестов был знатоком и представлял, как ценен набор хирургического инструментария и всякое прочее. Сам когда смотрел – три десятка носилок видел, а там их и поболе будет. Надо медиков порадовать, глядишь и будет с них прок, как – никак а он и сам уже себя чуточку медиком ощущал.