День угробили на вытягивание тягача, провалившегося с пушкой на мостике. Выволокли святым духом и чьей-то матерью, изволохавшись в ледяной воде и грязи. "Комсомолец" все же хапнул воды и заводиться категорически не захотел, а у пушки, черт ее дери-то ли еще зимой в аварии, то ли когда тянули – сломалось колесо. В общем, день угробили зря. Ни уму ни сердцу. Знали бы, что так получится – и не пыжились бы, а сразу б стали самолет разведывать.

Ведь и разминирование никто не вычеркнул из приказа. Теперь самое то мины собирать – особенно те, что в снег ставились, они сейчас как на скатерке выложены, а чуть погодя – скроет их трава и совсем другой компот получится.

Прошелся по крылу, поприсматривался. Вот определенно это на крышки бензобаков похожи – даже и потеки вроде как старые есть. Под ногами на крыле, почти рядом с кабиной, и за мотором тоже. Такие же, как на машинах, ненамного и больше. Присел, без особого усилия крутанул по резьбе. Крышка податливо и послушно открутилась, как положено. И в лесном воздухе точно пахнуло бензином. Есть!

— Дед, а как внутрь залезал? — спросил напарника Новожилов.

— А эта горбина стеклянная была откинута. Я ее на место присобачил, мало ли что. Пособи-ка!

Сапер понял мысль, вдвоем мигом свернули на сторону вторую половину застекленного колпака кабины. Не такой и тяжелый оказался. Даже наоборот – легкий. Оперся на торчащий из глубины ствол пулемета, глянул внутрь.

— Ты бы поосторожнее, сержант. Там у них подальше – бомбы наверно. Не так чтоб большие, но если ахнут – будет тут вместо болотины агромадное озеро, — с тревогой предупредил крестьянин.

— А я – аккуратненько.

Новожилов вытянул из кармана фонарик с динамомашиной и проверил. Жужжалка не подвела – лампочка тускло засветилась. И сапер аккуратно спустился в пахнущее чужими запахами гнездо летунов. Впереди ничего интересного не увидел – кожаные кресла, каждое наособицу перед одним – явно штурвал с рукоятками, напомнившими сразу бычьи рога. Оперся на второе кресло, то неожиданно, как живое катанулось в сторону, так что чуженин чуть не упал.

— А, чтоб тебя, заразу, — буркнул младший сержант, с трудом удержав равновесие. Окинул взглядом непонятные циферблаты, приборы, ручки, стрелки, педали. Глаз зацепился за два десятка дырок и сколов – кто-то сыпанул пулями по всему этому сложному хозяйству от души и под ногами чавкало и прилипали подошвы к мятому металлическому полу и пахло кровищей знакомо. Заметил торчавшие сбоку из кармана на стенке бумаги – вроде на инструкции похожи, справочники тонкие такие. Сунул их себе в планшетку. Больше в кабине ничего полезного не было. Баллончики, вентили, рукоятки… Жужжа фонарем полез в фюзеляж за кресла, в темноту, зацепившись за торчащий стволом вверх пулемет, их тут два было, дошло, что катучесть кресел – это как раз для тех из экипажа, кто с пулеметами работает, чтобы стрелять во все стороны можно было. Оглядел патронные ленты. По всему выходило – не отстреливались фрицы, накрыл их кто-то ловкий медным тазом всех сразу и навсегда.

Вроде как вниз раньше можно было куда-то залезть, но после посадки и люк вспучило и пол тоже. Не удержался от мальчишеского желания посидеть за штурвалом, оглянулся воровато – не смотрит ли спутник, и попробовал усесться на сидение пилота – кто ж еще у рогатого руля сидеть может. Получилось как-то странно – у главного в самолете вместо кожаного сиденья было стальное углубленное корытце, и сидеть в нем было неудобно – до штурвала хрен дотянешься. А спинка при том – добротная, с хорошей кожей, мягкая. Не понял, почему так, с конфузом вылез, бурча про себя: "Взрослый уже, а детство в жопе играет. Порулить и подудеть захотел, тьфу, стыдоба!"

Заметил неприметный ящичек наверху в углу на защелках. Открыл, не успел посторониться и получил по каске совершенно неожиданной вещью – явно веслом складным. Полез руками – вытянул из металлического, принайтованного к потолку фюзеляжа ящика кучу резины и второе весло. Подумал немного – понял, лодка надувная, даже и с баллоном какого-то газа для надува. Повертел в руках баллон – тяжеленький. А ведь в кабине что-то похожее – и точно там, в стальных держаках почти таких же стояло аж 16 штук. Подсвечивая себе фонариком, стал открывать все защелки, какие только видел. Четыре противогаза несколько ослабили пыл, как и какие-то непонятного вида и назначения вещи, зато в последней коробке нашлась еда – консервы, шоколад и фляга литров на пять. Не удивился, что с водой, удивился – как не разодрало фляжку льдом на морозе. Дед не утерпел, тоже влез в кабину, уселся в то кресло, что не было загажено кровью, сказал грустно:

— Мне бы такие домой. Мяяягкие… Жопой как в масло…

И тоже стал шарить лапами.

Тут же громко бахнуло, отчего сам же дед подскочил словно мяч. А впереди что-то пышно засветило алым цветом, затрещало, запрыгало по леску. Отлично сквозь стекла видно было.

— Вот я дурья башка, это же сигнальные ракеты у них. И написано ведь, нет, полез как мальчишка пестрожопый… — покаянно возопил старый умник.

— Ты сейчас еще бомбы сбрось! — сердито рявкнул Новожилов, которому вовсе не улыбалось погибнуть в сбитом чужом самолете из-за детских шалостей степенного обычно проводника.

— Все, все, больше ничего не трогаю! А сидейка прочно прикручена, не оторвать, — непоследовательно доложил шустрый старикан.

— Все, вылезаем отсюда, а то, неровен час ты еще что дернешь и взлетим мы на воздух! Давай сюда мешки из моего агрегата, я тут харчи нашел. Неприкосновенный аварийный запас, наверное.

— Харчи? Это я тогда в темноте не доглядел, в кабине искал, а они вон куда их запрятали – огорчился старик, весьма ловко выбираясь из кабины, впору молодому так лазить.

Новожилов оглядел непривычную обстановку с металлическими стенками, ребрами-шпангоутами и прикинул, что кровь из носу – а надо отсюда все утащить. И сам самолет тоже неплохо бы как-то не допустить к затоплению. Тут одного алюминия черт знает сколько.