— Да ладно тебе. Вот я в его возрасте…

— Махоркой дымил! — засмеялась Таня и посмотрела на меня. — Правда-правда! Сам рассказывал: у отца спер и за сарай.

Идти домой из лесу было легко и радостно. Звенели птицы, скрипел влажный снег, визжал довольный Юрик, и от всего этого на душе было как-то празднично. Я совсем позабыла о Кирилле и Леше, в двух словах рассказав снохе о сегодняшних событиях и замяв эту тему, как только на пороге кухни появился Андрей с предложением прогуляться по последнему снегу.

Предложение было принято Юриком с бурным ликованием, и нам с Таней ничего не оставалось, как подчиниться мужской настойчивости.

— Ты, Ир, не расстраивайся, — возобновила уже забытую мной тему Таня. — Они все паразиты. И мой тоже, — кивнула она в сторону Андрюхи, трусцой бегущего рядом с санками сына. — У них весь выпендреж — так, безобидные шалости. Ага. Или мелкие недостатки. Вот он припрется домой в два часа ночи, пьяный в зюзю, без шапки, а ты его умой, покорми, спать уложи, а наутро — ни-ни. А если бы на его месте была я? Ну, где оно — равноправие? И на кой хрен тебе ярмо на шею? Живешь одна и живи. Красота! Квартира, работа, деньги! Чтоб мне так жить!

— Да, я все понимаю, только нет у меня той наглости, чтобы воспользоваться всем этим. Мне бы в общежитие обратно… Поговори с директором!

— Еще чего выдумала! У тебя квартира, а ты собралась ее на ветер пустить. Ты знаешь, сколько лет по лимиту жилья ждут? Пятнадцать — двадцать, а сейчас и вообще могут не дать. Еще чего! Ты из него не тянула?

— Нет, конечно. — Я шла, понуро опустив голову, чувствуя какую-то правоту в Таниных словах, но все же мне казалось это непорядочным — принять такой дар и выставить дарителя.

— Ну и плюнь на все! Если любит, сам прибежит. — Я вдруг вспомнила, как Леша сказал то же самое обо мне — «сама прибежит», и меня это покоробило.

— Знаешь, Таня, — продолжала я, пытаясь удержать равновесие на скользком склоне. — Мне бы сейчас не такого, который любит…

— Ну и дуреха! — перебила меня Таня.

— Да ты послушай, а потом перебивай. Мне бы такого, который уважает, ценит во мне мои какие-то человеческие качества, а не голую плоть. Безумие в любви — для безумных, понимаешь? Я не хочу ждать, когда он прибежит. Меня жизнь уже научила — пока дождешься, будет поздно. Но и цепляться мертвой хваткой — не мое дело.

— Ох, блин, как ты меня замучила! Будь проще, что ли, — произнесла Татьяна и тут же шлепнулась на снег.

— Все! — крикнул Андрюха, повернувшись на вскрик жены. — Норма выполнена, пора снегу таять.

— Кретин, — потирая ушибленный зад, заныла Таня. — Ему все бы посмеяться, а мне бо-ольно.

— Какая норма? — поинтересовалась я, помогая ей подняться.

— Я вот, ешкин кот, за зиму три раза падаю. Что ни зима, то упади трижды — вынь да положь! В этом году всего два раза упала. До сегодня! — Она уже улыбалась, но все еще терла кулачком мягкое место.

— Норма есть норма! — заключил Андрей, подходя к нам. — И нечего возмущаться.

Три дня я провела у своих гостеприимных родственников. На третий день, ближе к вечеру, что-то стало подтачивать меня, и в душе появилась необъяснимая тревога.

— Я поеду?

— На ночь? Вот еще! — возмутилась Таня. Она все же уговорила меня остаться у них до утра.

Утро принесло резкие изменения в погоде. Пошел сильный снег с дождем, небо заволокло густыми темными тучами, и из разверстых небес вдруг вырвалась зигзагообразная молния.

— Может, переждешь? — поинтересовался Андрей, уплетая горячие сырники со сметаной. — Сегодня суббота, у тебя еще пара дней про запас, куда торопиться?

— Оставайся! — присоединилась к уговорам мужа Татьяна, и даже маленький Юрик, уже привыкший ко мне и расстраивающийся каждый раз, когда я уезжала домой, скуксился и попросил:

— Оставайся! Я тебе масынку подалю. — Но тут же, подумав, решил не разбрасываться своими игрушками. — Нет, поиглать дам, но надолго. Пока будес у нас — иглай сколько хоцес.

— Спасибо, дружочек. — Я потрепала его вихрастую, давно позабывшую о ножницах головенку. — Непременно приеду и поиграю. А сейчас мне пора. Тань? — Я посмотрела на нее умоляюще. Очень не хотелось показаться невежливой, но мне действительно не терпелось поехать в Москву. Словно было какое-то нехорошее предчувствие.

Я отказалась от машины, решив, что нечего в такую погоду Тане выезжать на дорогу. По Кольцевой — еще куда ни шло, но московские улицы — это сплошная нервотрепка.

Меня проводили до остановки и постояли со мной до прибытия автобуса.