Шрифт:
Машина стремительно неслась по Рязанскому шоссе в сторону Москвы. Таня вела ее легко и без напряжения. Чувствовалось, что она уверенно сидит за рулем и оживленная, полная машин трасса для нее не в тягость.
Я же, наоборот, как всегда, боялась плотного потока машин и испуганно шарахалась от летящих навстречу нам бездушных морд автомобилей, хищно отражавших утренние лучи поднимающегося солнца.
Рязанка закончилась, и при въезде на Кольцевую образовалась небольшая пробка.
— Это всегда так по пятницам. Сейчас еще ничего, а вот к вечеру, когда поедем обратно, будем ползком ползти. Выходные на носу. Народ на участки ломанулся.
Вдруг сердце мое оборвалось: прямо на нас по встречной полосе неслась серебристая огромная иномарка.
— Кретин! — Таня вдавила педаль тормоза, и наш «москвич» развернуло поперек дороги.
Машина, летящая нам в лоб, юзом проползла в нескольких сантиметрах от нас и со скрежетом ударилась в бок белого «жигуля».
— Камикадзе! Идиот хренов! По встречной летит, жить надоело, что ли?! — Таня ругалась, и было видно, что, несмотря на всю ее водительскую многоопытность, в аварию она еще не попадала ни разу и была очень напугана. Но тем не менее, собрав все свое самообладание, она развернула машину и, уже не мешая движению, выехала к обочине.
Мы вышли из машины и подошли к иномарке и «жигулю».
В серебристом автомобиле, положив руки на руль и склонив к рукам голову, сидела девушка. Плечи ее содрогались от всхлипываний, светло-каштановые волосы струились мелкими завитками, и я никак не могла рассмотреть, все ли у нее в порядке, не ранена ли она, не нужна ли ей срочная помощь.
— Да вроде в порядке, — сказала Таня. — Перепугалась вот только.
Мы подошли к «жигуленку». Из него пытался выбраться злой, чертыхающийся мужичок. Он дергал заклинившую дверь и никак не мог с ней справиться.
— Ну, слава Богу, без жертв, — констатировала Таня, и мы направились к своей машине.
Я еще раз посмотрела на склоненные плечи девушки, и она неожиданно подняла лицо.
У меня перехватило дыхание.
— Настя?
— Ты ее знаешь? — удивилась жена Андрея и приблизилась к серебристой иномарке.
— Настя, вы ли это? — крикнула я в полуоткрытое боковое окошко.
— Я вас не знаю! — зло сверкнула мокрыми от слез глазами девушка. — Не знаю вас! И вообще, Настей меня никто не называет! Я Стася! Стася, понятно?
— Понятно. — Мне стало плохо. Мне показалось, что, может быть, в случившемся есть и моя доля вины.
— Ну, что ты за дура! — урезонила меня Таня. — Не слишком волнуйся по этому поводу. При чем здесь ты? Нечего носиться угорелой по переполненным трассам.
Мы отъехали от места происшествия, чтоб не связываться с назойливыми и дотошными гаишниками.
— А чего их ждать? Время зря терять, — рассудительно решила Татьяна и внимательнее, чем прежде, всматривалась в дорогу.
— У нас с тобой дел — уйма, пусть сами разбираются. Да? — Она скользнула глазами по моему профилю и снова уставилась на дорогу.
Разговор явно не клеился.
Ветер обдувал мне лицо, и я молча смотрела на мелькающие дома, фонари, машины.
В это время я вспомнила об Алексее. Мне пришло в голову, что следовало бы остановиться и позвонить ему, чтобы сообщить о случившемся.
«Но почему, почему я должна это делать? Она в порядке, подумаешь, машину помяла. Если есть такие деньги на машину, непременно найдутся и на ремонт. Не у нее, так у Леши», — подумала я и поняла, что просто-напросто ревную.
Я саркастически усмехнулась, и эта гримаса не осталась незамеченной.
— Ты чего? — отреагировала Таня.
— Да так… — вздохнула я, и мне стало еще больнее.
То, что группы по специальности «повар-кондитер» были уже переполнены, меня особо не огорчило. «А секретарь-машинистка — тоже неплохо», — резюмировала Таня и удовлетворенно улыбнулась с чувством выполненного долга. Она прикрыла дверь кабинета, на котором висела выцветшая от времени таблица «Директор», и взяла меня под руку:
— Василий Игнатович согласился взять тебя в группу москвичей. Для тебя сделали исключение.
— Спасибо, — я благодарно улыбнулась. — В конце концов то, от чего я так рьяно отказывалась в школе на УПК, все-таки меня настигло здесь. А с общежитием как? Москвичам ведь общежитие не полагается?
— Ну что ты, — она посмотрела на меня снисходительно, — Василий Игнатович — это тебе не хухры-мухры, — и рассмеялась низким грудным смехом.
В этот же день я поселилась в общежитии. Из двух квартир на выбор: одна с тремя девочками и без клопов, а другая без девочек, но с клопами. Меня, конечно же, больше заинтересовала та, в которой хозяйничали насекомые.