Она шагнула ближе, опять почти касаясь его:

— В каком-нибудь экстравагантном заведении?

Они обедали на террасе над переулками Тиргартена, недалеко от того места, где она впервые увидела его. Он заказал камбалу в соусе из белого вина и масла и небольшую флотилию лобстеров. Они говорили об Англии и о простом существовании в деревне с лошадьми, огромными лужайками и крокетом. В ответ на очередное упоминание о заграничных инвестициях она пробежала указательным пальцем по его запястью — туда и обратно, туда и обратно.

Они провели остаток вечера, гуляя: бродили по самым затенённым аллеям между чахлыми соснами и по берегу пруда. После воспоминаний о крокете разговор казался ненужным; они сели бок о бок на скамье, и её рука вновь легла на его руку. Видя консерватизм его взглядов, она в конце концов оставила его лишь с мимолётным поцелуем: её губы на мгновение скользнули по его губам под теми фантастическими вязами.

Она встретилась с ним в следующий вторник, придя к отелю пешком в простой юбке и блузке. Они провели первый час в Национальной галерее. Беседа их оставалась незатейливой: анекдоты из детства Данбара, его воспоминания о летнем отдыхе на побережье; Зелле то улыбалась, то смеялась, то тянулась к нему, то вдруг отодвигалась, подобно рыболову, ловко ведущему форель в холодной воде...

Она пригласила его в свою комнату приблизительно в полночь, после большого количества выпитого шампанского. Посадила его в кресло со стаканом минеральной воды, сама надела простое платье. Вуаль, наброшенная на абажур, погрузила комнату в глубокую синеву. Ароматизированная свеча на каминной полке перебивала запах сырости.

Он упомянул, что чувствует себя нехорошо, но она не обратила на это внимания и повела его к кровати. Она стянула с него туфли, галстук, пиджак и рубашку и приказала ему лечь. Его тело было мягким и бледным, как у ребёнка. Грудь гладкая, почти безволосая. Хотя воздух из открытого окна был довольно холодным, он сразу начал задыхаться.

Она играла с ним, сидя в кресле возле кровати. Пальцем лениво прочерчивала круги по его бёдрам, затем ниже, нежно поглаживая кончиком одного пальца, потом только ноготком. Он отвечал длинным вздохом, закатив глаза и поднимаясь навстречу её прикосновению. Она отвечала полукивком и понимающей улыбкой.

Когда игра закончилась, она всё ещё не разделась и ничего не сказала. Его тело повлажнело от испарины, сердце билось неровно. Ранний ветерок стих, оставляя только тёплое оцепенение ночи на изломе лета.

— Я должен идти, — сказал он. — Поздно.

Она покачала головой и двинулась к туалетному столику.

— Нет, не слишком поздно.

На столике стояли два флакона духов, она взяла, не выбирая, один из них — дорогие, но с незатейливым немецким ароматом.

Она всё ещё изучала наклейку, когда он тихо позвал её по имени:

— Маргарета, давай я возьму тебя в Лондон.

Она улыбнулась, прекрасно видя его молящие глаза в зеркале:

— Лондон?

— Мы превосходно проведём время, я обещаю.

Она отложила духи, пересекла комнату и нежно поцеловала его в лоб:

— Но я не хочу ехать в Лондон.

— Почему?

— Потому что мне кажется, что я там не понравлюсь.

— Конечно, понравишься.

Она пробежала костяшками пальцев по его плечу, затем ниже, к соску:

— Кроме того, в Париже так прелестно весной.

Он сел на кровати, завернувшись в простыню, и нахмурился:

— Париж? Но мои родители ждут меня в Лондоне.

Она взяла его голову в руки, прижав лицо к своей груди:

— Тогда, кажется, твои родители будут разочарованы, не так ли?

Они уехали из Берлина дневным поездом во второй вторник мая. Четыре нацарапанные страницы для господина Кирперта ничего особенно не объясняли, но сказали всё. Выдающийся счёт в три тысячи марок был тактично оплачен Данбаром. В её багаже покоились две фарфоровые статуэтки для Жюля Камбона и крохотная гравюра Рембрандта для Грея.

Было ещё и письмо к знакомой, с которой Зелле подружилась в том же году чуть ранее, — занимавшейся пением любовнице офицера. Записка Маргареты представляла собой в основном вариации на известную тему: все мужчины одинаковы, с одними и теми же маниями, требованиями и той же ненадёжностью. Красивая женщина должна просто потворствовать их фантазиям, чтобы получать то, что хочет. Там же были повторены старые шутки о желании как оружии и любви как способе достичь цели — все те вещи, которые позднее используют для того, чтобы поймать и уничтожить её.

Первые впечатления о Данбаре выражены в непринуждённом наброске, сделанном однажды вечером на Елисейских полях. Подобно другим зарисовкам этого периода, портрет Данбара выглядит слегка гротескным, возможно, даже чуть комическим. Мужчина вместе с Зелле в дверях Китайского павильона, и он же сидит, окружённый сцепившимися драконами, прописанными на ширме. Зелле склонилась к его плечу, глаза её, похожие на спокойный ручей, вызывают восхищение. Казалось, Грей говорит: вот приятный, но несколько наивный молодой человек, принимающий экстравагантных друзей. Его одежда вполне изысканна: сдержанный костюм в светлую тонкую полоску и тугой бутон розы на левом лацкане. Улыбка чуть застенчивая.