— Вы видели его прежде.

— Неужели? Да, не могу сказать, что помню. Я бы, конечно, вспомнил, если бы видел, потому что он по-настоящему великолепен.

— Что случилось, Чарльз?

Он опять пожал плечами:

— Я расскажу вам как-нибудь дождливым днём.

— Сейчас как раз идёт дождь.

Они сидели в алькове, рассматривая парижские крыши. Грей поставил бутылку шерри на пол. По мере того как дождь стихал, возвращались знакомые ночные звуки: шевелились под карнизами голуби, кричали кошки. Затем начался медленный монолог о первой неделе за границей.

Они прибыли в Монте-Карло в среду, сказал он. Зелле была разочарована тем, что ни одно важное лицо не встречало их на вокзале. Были также сложности с её багажом, и «Гранд-отель» не смог предоставить номер. Вечером они обедали с каким-то гнусным венгром и двумя тёмными личностями, которых Зелле встретила в казино.

С Зелле происходила перемена, объяснил Данбар, постепенная перемена с того момента, как она достигла Монте-Карло. В основном она приехала, чтобы обсудить возможность участия в роли Клеопатры в постановке «Антар». Шли и ещё какие-то переговоры о ряде закрытых представлений по три тысячи франков за ночь. По большей части, однако, она проводила время с господами, которых встречала случайно, порою возле столиков. Данбара редко просили присоединиться к компании, и причина была всегда одинакова: это влиятельные люди, способные реально помочь артисту. Они, однако, не свободны от личных фантазий — это означало, что они хотят встретиться с ней наедине.

В ухудшении их отношений наблюдались определённые стадии, сказал Данбар: эмоциональный, физический, духовный спад. Вначале, по его словам, он понимал, даже терпимо относился к вечерам без Зелле. Недалеко от отеля находились «прелестные ботанические сады», и он время от времени наслаждался, часами одиноко бродя среди растительности. Использовал это время и для чтения: Рескин, Диккенс, Фрейд. Но под конец, признался он, его одолела ревность, вполне осязаемая вещь, пришли ещё и плохие сны, и тоскливые ночи с ожиданием, когда раздастся звук её ключа в замке.

От плохого шло к худшему, всё время возвращалось видение: она выскальзывает из одежды в незнакомой комнате. Разговор их всегда кончался неприятно. Однажды она даже обвинила его в преднамеренной попытке разрушить её карьеру, и были две ночи, когда она не возвращалась до рассвета.

Конечно, он подумывал об уходе, о том, чтобы исчезнуть утром, когда она спит. В конце концов он даже обнаружил, что изучает расписание поездов и составляет мысленно прощальную записку. Он думал, что лучше всего будет нечто краткое и непринуждённое: «Дорогая, к тому времени, как ты прочтёшь это, я достигну Тихоокеанского побережья... адью. Однако он никогда не заходил дальше укладывания чемодана. (В этом, кисло подумал Грей, они не так уж и отличаются друг от друга).

К тому времени Данбар понял, что её поведение следует определённой схеме — циклической смене жестокости и привязанности, — откуда не было выхода. Вслед за Монте-Карло они поехали в Софию, Бухарест и Прагу. Погода оставалась переменчивой, и Зелле становилась всё угрюмей. Хотя ещё случалось порой, что она искренне старалась сделать ему что-нибудь приятное, но всё более и более было очевидным, что их отношения портятся. К ночи начинались отчётливо садистские намёки, и дважды она даже ударила его щёткой для волос.

— Ей как бы всё больше нравилось помыкать мной, — сказал Данбар.

У истории Данбара был эпилог, но он слишком устал, чтобы рассказать всё сразу. Когда дождь закончился, он вернулся к окну, уныло описывая несколько последних впечатлений. Он сказал, что, хотя она продолжала жить ночной жизнью, она искренне любила утро. И не раз он заставал её на балконе при наступлении рассвета.

— Я, кажется, ещё припоминаю, что она по-особенному наслаждалась одним садом в Софии, — добавил он, — и, конечно, Дунай очень красив, хотя я не могу понять, почему его называют голубым.

Всё это время Грей сидел, наблюдая за ним из плетёного кресла. Ещё раньше он спросил, не хочет ли Данбар есть, но не получил ответа. И опять:

— Вы не голодны... хотите что-нибудь поесть?

— Нет, не голоден и не продрог. Просто устал.

В буфете стояла бутылка виски, к которой не прикасались годами. Грей налил ещё два стакана, не спрашивая, и сказал:

— Я могу устроить вам постель на диване.

Данбар отказался:

— Не устал, это не то ощущение... — Затем, отвернувшись от окна: — Вы знаете, самое смешное, что я не оставлял её. Даже в самом конце. Она оставила меня. Попросту убежала с другим мужчиной. Что всегда, полагаю я, анекдотично.

В другом углу комнаты у Грея дрогнул стакан в руке. Ему не хватало воздуха, но слишком холодно, чтобы открыть окно.

— Это произошло в Вене, — внезапно сказал Данбар. — Во второй приезд после Праги. Было довольно спокойно какое-то время. Но однажды вечером она внезапно появилась с этим капитаном, немцем, которого она называла Руди, это имя, я полагаю, принадлежит и её первому мужу, не так ли?

Грей кивнул.

— Да, её мужа звали Руди.

— Ну, сначала я о нём ничего не знал. То есть как если бы его и не было. Но затем на меня сошло озарение, что на этот раз всё по-другому. Это надолго. — Он перевёл взгляд с раннего рисунка мелком на другой, осыпавшийся набросок углём. — Это интересно. Тоже новый?