Эш ответил, что следствие никуда не продвинулось. И еще — что оставил сообщение детективу Риос и ждет, чтобы она перезвонила.

Джордж поблагодарил, а когда Эш закончил разговор, сказал своим соседям по номеру:

— Надо позвать Ариэль и Берк и решить, что мы будем делать после «Спинхауса». Мы все еще в расписании в Тусоне, и Эш говорит насчет того, чтобы все-таки выполнить турне. Кто что думает?

— По мне — о’кей, — ответил Кочевник. — Если все согласны.

Он в свои двадцать с чем-то прожил в Тусоне два года, работая в дешевом пункте проката автомобилей в аэропорту. Играл он тут в паре групп, которые ни разу из города не выезжали. Приятно вернуться на старую почву с историей какого-то успеха за плечами.

— По мне тоже, — согласился Терри, но прежде всего он думал о том, чтобы добраться до дома Эрика Геросимини возле Альбукерка и увидеть «Леди Франкенштейн».

— Давай послушаем, что скажут они.

Джордж потянулся назад и два раза стукнул в стену. Через несколько секунд Ариэль открыла соединяющую дверь.

Решение принять было нетрудно. Они профессионалы, а шоу должно продолжаться.

Это не значило, что шоу будет продолжаться идеально или хотя бы просто хорошо. Джордж вел машину под безжалостно пылающим безоблачным небом, между зазубренными линиями коричневых горных хребтов, а группа ехала молча, переживая события вчерашнего вечера.

В «Спинхаусе» набилось полно народу, сувениры и диски улетали «с колес», но неприятности начались, когда ведущий певец «Soul Cages» — злой за то, что они перестали быть гвоздем программы, — заметил Кочевнику за сценой, что собралось полно фанатов Майка Дэвиса и было бы разумно продавать диски и футболки «Beelzefudd» вместо файвовского мусора. Кочевник бросил на него взгляд, способный расплавить стекло, но язык и нрав придержал. Он бывал в группах, которых выкидывали с ведущей позиции, он знал, каково это, и все-таки он бы с удовольствием сбил этому оборзевшему дураку сопливому «рейбаны» с морды.

А потом само выступление. Кочевник решил не исполнять «Злой коп» и начал программу с «Чего-то из ничего», гремящей будь здоров, но замедляющейся на припеве потише:

И это совпадало с их общим ощущением.

Через несколько минут Кочевник чуть не пробил ногой барахлящий монитор-спикер, но Ариэль сумела его успокоить. Ее собственный монитор стал загибаться во время третьей песни, она себя не слышала, не попадала в ноты и стала сбивать ритм. Джордж копошился вместе с техником — благожелательным старым хиппарем, который слишком много раз путешествовал на светлую сторону и теперь двигался в замедленном темпе, пригодном лишь для альтернативной плоскости существования, пытаясь разобраться в путанице проводов и разъемов на консоли микшера. При свете дня на проверке звука все выглядело нормально, но в темноте, когда вращаются под потолком три зеркальных шара, в грохоте барабанов Берк, завываний сваренных в пиве фанатов, визге и вое колонок на грани перегрузки и перегорания предохранителей консоль оказалась такой же кривой, как руки ее хозяина, и траченной временем, как его кафтан.

Пока Джордж укрощал увечную консоль, Терри пытался исполнить партию Майка на песнях, которые, по общему согласию, действительно нуждались в аккомпанементе баса, и пару раз пропустил ноты в собственной партии. Это было само по себе потрясением, потому что никогда раньше Терри свою работу не портил, и почти сразу стало понятно, что он слишком сильно старается, так что Кочевник ему велел заниматься своей работой и забыть про бас, а это вывело из себя Берк, которая решила, что это неуважение к памяти Майка, как будто его партию можно просто выбросить к чертям и всем пофиг.

Но пришло время соло Берк на ударных, посреди песни «Не нужно мне твое сочувствие», и она обратила гнев в энергию. Когда ударил открывающий взрыв ее тарелок, остальные поняли, что лучше отойти и не отсвечивать. Сцена принадлежала ей, и почти три минуты она владела не только платформой, но каждой унцией взвихренного воздуха в черных стенах «Спинхауса». Она опустила голову и превратилась в машину, начав с фанк-грува бас-барабана и малого барабана, добавила хай-хэты, базз-роллинги, двойные удары, запустила свободный разговор между райд-тарелками и бас-барабаном под резкий треск римшотов, ускоряясь и замедляясь, медленнее, медленнее, в медный звук часового механизма хай-хэтов на фоне ритмичного гудения бас-барабана, добавила россыпь триплетов и дроби септолями и вернулась к несущему фанк-груву в традициях эмоционального стиля ее отца — до того времени, как он потерял разум. Терри вернулся было на сцену добавить партию клавишника, но она резким взмахом головы велела ему отойти на двухминутную отметку, и он вышел из лучей синих и красных прожекторов. Все, что ей нужно было сказать, она намерена была сказать сама.

В последующие секунд сорок она довела свою игру до края. Она сидела верхом на троне в центре бури, мелькали руки с палочками, она выводила сложный узор напольных том-томов, малого и большого барабанов, медных крэш-тарелок. Кочевник видел мелькавшие в темноте вспышки камер сотовых телефонов. Берк стучала так усердно, что Кочевник стал опасаться, как бы она не сломала свою аппаратуру, но когда одна палочка треснула у края малого барабана, она сунула руку в чехол с запасом, вытащила другую и продолжала стучать, не пропустив и полтакта. Пот блестел у нее на лице, глаза были закрыты, она была в приходе, в нирване барабанщика, залитая красным светом. Тарелки под тяжелыми ударами переливались синим и багровым, черные стены отвечали Берк и грому, которым она говорила с ними, и остальные музыканты «The Five» понимали яростный дикий язык: Я есть, я здесь, я здесь, я человек, я здесь, и я заслужила эту минуту.

Просекайте.

Берк будто военную татуировку набила на малом барабане пулеметной очередью — и вдруг взметнула руки, зажав палочки, и настала тишина. В следующую секунду молчание заполнили аплодисменты, крики, и это было хорошо, потому что зачастую публике наплевать на соло ударника, — но этот подогретый алкоголем восторг не заставил Берк опустить поднятые руки. Остальные знали: она ждет, чтобы низкое гудение бас-гитары Майка вернуло ее в ровный — четыре четверти — ритм «Мне не нужно твое сочувствие». Но шли секунды, бас не вступал, и когда Кочевник, Ариэль и Терри снова взошли на сцену, Берк опустила руки и подхватила песню, будто слушала, как ее товарищ подкладывает основу, как было на почти трехстах уже концертах в тридцати шести штатах и пяти канадских провинциях.