– Игрушка...
– руки женщины, заканчивающиеся начавшими срастаться пальцами и длинными когтями, беспомощно заскользили по широкому лезвию.
– Вы не видели?
– Она подняла невидящие, превратившиеся в бельма глаза на Гириона.

Гиритец не ответил и мощным рывком послал свое оружие вертикально вверх. Рыцарь - защитник никогда не колебался перед лицом Скверны, в этот раз смотревшей на него когда-то человеческими глазами. Благословенная сталь без труда рассекла кости женщины, разрубив ее почти пополам и покинув тело, перебив ключицу. Взметнувшееся было вверх лезвие, швырнуло кровавые капли на стены и потолок и резко рухнуло вниз, вторым ударом лишая прокаженную головы и плеча правой руки.

Безразлично переступив через бездыханное тело, Гирион взглянул на кровать. Тонкие губы рыцаря плотно сжались, и в голубых, как ясное небо глазах, сверкнул праведный гнев.

– Скверна не щадит никого, брат.
– Встав рядом с рыцарем-защитником, Алектис взглянул на распростертое средь измазанных кровью простыней тело ребенка, крепко привязанное к спинке и ножкам грязными тряпками. На краешке изодранной ткани, пастырь увидел буквы на древнеимперском, складывающиеся в слова молитвы к Лигее Благодетельнице. Даже прикосновение ткани, благословленной молитвой, причиняло существу, рожденному человеком, но переставшего им быть, нестерпимую боль.

Тьма уже получила абсолютную власть над мальчиком, и он почти утратил человеческий облик: волосы облезли с морщинистой головы, усеянной множеством рогов, нос запал, рот превратился в разверзнутую пасть с длинными клыками и раздвоенным языком. Но страшнее всего были глаза - два бескрайних океана абсолютной тьмы, в которых плескалось яростное безумие.

То, что когда-то было человеком, теперь шипело богохульные речи, роняя на тощую грудь, дурно пахнущую слюну. Неестественно изогнутые сразу в нескольких местах конечности постоянно прибывали в резких движениях, каждое мгновение испытывая стягивающие их веревки на прочность.

– Видимо, Скверна первым отметила это несчастное дитя, - Алектис пристально вглядывался в полные ярости глаза.
– Или же ребенок, как самый младший и слабый быстрее подвергся порче. Родители знали, что ждет их чадо, и пытались скрыть происходящее, - добавил пастырь, покосившись на труп женщины.
– Гирит не прощает тех, кто отдал себя Бездне, их сердца чернее ночи и вместо вечного покоя они обретут лишь забвение.

– Вы и ваши лжебоги еще умоетесь своей кровью, жалкие рабы!
– Прошипел ребенок гортанным голосом, по-прежнему стараясь освободиться.
– Я пожру ваши души и...

– Ты умрешь, отродье.
– Алектис отвернулся, не желая больше слушать подобные речи и давая понять Гириону, что тот может исполнить свой долг.

Пастырь успел сделать лишь шаг, как за его спиной опустился тяжелый меч рыцаря-защитника, разом перерубивший и тощее тело совсем по-детски взвизгнувшего мальчишки и кровать пополам, глубоко войдя в доски прогнившего пола.

– Подохните...
– прохрипело порождение Скверны, силясь плюнуть в храмовника, но тяжелый сапог гиритца опустился на рогатую голову, превратив ее в бесформенную груду плоти и костей.

В этот же миг громкий женский визг, казалось, пронзил весь дом.

– Подвал!
– Алектис первым бросился к лестнице.

* * *

– Что ты за человек-то такой, а?
– возмутился зверолюд, наблюдая, как лужа зловонной крови растекается под изуродованным трупом, все еще придавленным ногой Фалкона.

– Жалеешь его?
– Ветеран пристально изучал особняк, не глядя на собеседника.
– Или переживаешь, что женщинам и детям пришлось это увидеть? Если так, то ты меня удивил.

– Да больно оно мне надо, переживать за них!
– Таллаг шумно выдохнул через нос, скрестив руки на груди.
– Тогда в чем дело?
– Я несколько раз бывал здесь и знаю, что дальше по этой улице есть великолепная таверна, а ты только что отбил мне весь аппетит!

– Всегда считал ваше племя - забавным.
– Седой гиритец невесело улыбнулся, если его лишь слегка растянувшиеся губы можно было вообще считать ухмылкой.
– Но у нас в любом случае нет времени рассиживаться в тавернах, зверолюд. Как только мои братья закончат...

– Что-то не так, - в пол уха, слушавшая неуместную беседу мужчин Кисара, с тревогой посмотрела на темный провал, где ранее располагалась дверь, выбитая Гирионом.

– Вот и я говорю, этот труп смердит, аж жуть, а дальше таверна...

– Нет, Таллаг, она не об этом!
– Исель уже стояла рядом, и на ее красивом лице появилось выражение беспокойства. Красные глаза взволнованным взглядом скользили по дому.
– Кисара, что случилось?

– Там внутри, что-то...
– южанка не могла подобрать слов, чтобы описать свои чувства.