Б а с т и л и я:

– Ноу про-облем. [после сих слов долго и безуспешно в области паха шарит под подолом своего монашеского одеяния.]...

А н н а [недовольно.]:

– Давай шустрей! Скока можна, ёксель-моксель, ляжки-та чесать?!

Б а с т и л и я [с обидинкой.]:

– И вовсе не чешу я... ляжки.

А н н а:

– А чё тада ты тама, ёксель-моксель, чешешь?

Б а с т и л и я [стушевавшись и наконец-то вынимая флэш-карту.]:

– Ничего не чешу. Флэшка в дырку провалилась - еле выудила. Карман потайной прохудился, а у меня руки дабы заштопать не доходят. Вот все мелкое в подклад и высыпается.

А н н а [с завистью.]:

– Кучеря-яво живешь, ёксель-моксель... Трусы-ы(!) с кармана-а(!)ми да... с подкла-а(!)дкою.

Б а с т и л и я [нравоучительно, сексуально изгибаясь телом с демонстрацией татуированной спины, вставляя флэшку в гнездо телевизора и настраивая оный на воспроизведение записи.]:

– Аннушка, что за нелепая дотошность?.. И возьмите на заметку, что не "ю-тру-уб", а "ю-ту-у(!)б", и не "выда-а(!)ивать", а "ска-а(!)чивать".

А н н а [иронически.]:

– Ой-ёй-ё-ё-ё(!!)й, каки-и мы, ёксель-моксель, ву-у-у(!!)мные-е! Всё-ё-ё(!) соображам...

Б а с т и л и я [с превосходством.]:

– Да такая уж и е-есть! Чай, не пипеткой на перроне(!) делана...

А н н а [обиженно.]:

– Намекашь, што я-я(!) эдак делана?

Б а с т и л и я [невозмутимо.]:

– К чему пустопорожние намеки(?), коль и невооруженным взглядом суть видна...

По поводу же белья-я-я... Да будет вам и вашему Владимиру известно, сегодня я абсолютно без оного.

А н н а:

– И што так? Пропила-а... аль в ломбарду заклала?

Б а с т и л и я [важничая.]:

– Веление моды, голубушка. Представьте исподнее, торчащее из моего стильного, спинного, платьевого проема...

А н н а [с недовольством.]:

– А чё мине преставлять-та? Чай, ёксель-моксель, ня Пушкин с Лермантовым. Пущай оне преставляють. Ты давай - кажи кантр-промат на старуху!

[Бастилия, настроив стартовую картинку, с пультом в руке бесцеремонно укладывается меж возлежащим Володей и сидящей Анной и запускает запись. При сем аннушкина фигура отчасти перекрывает Бастилии обзор.]

А н н а [возбужденно.]:

– Сматри-и(!), Вовчик, чё ш-щас твая крыс(!)-стально чистая бабушка отчебучит!

Б а с т и л и я [с недовольством по-бульдозерному толкая Анну подошвой в ягодицу и для улучшения обзора вплотную пододвигаясь к Володе (тот робко сторонится).]:

– Ань, голубушка, отсядь чуток влево, а то из-за твоей туши экран практически не виден.

А н н а [огрызается, все-таки повинуясь и не отрывая напряженного взгляда от экрана.]:

– Сама ты.., ёксель-моксель.., туша... разрисованная.

С Ц Е Н А Д Е В Я Т А Я (телеэкранная):

[ Видео... Телестудия так себе - кухонно-интерьерная: стол обшарпан (на нем по паре облупленных ноутбуков и солидных микрофонов, перед ведущей пачка "Беломорканала", спички, бутылка с пивом), холодильник тоже затрапезного облика; на заднем плане работающий монитор с логотипом "Х У " в углу экрана, рядом на большущем гвозде ржавое ведро...

Новостные ведущие: она - тучная, разбитная, неряшливая бомжиха, одет ая в перепачканные кофту и юбку; допотопные значительно выше необходимого размера тряпичные чулки, зафиксированные на бедрах резинками-колечками (постоянно чешется и прикладывается к пивной бутылке); он - похмельно-изможденного облика кудлатый майор полиции: форма парадная (на левой стороне груди вместо наград пестрое скопище разнообразных значков), отстегнутый от шеи галстук болтается на заколке, расстегнутая рубаха открывает поддевку - голубую футболку с разномастными заплатами, неряшливо притороченными крупными стежками (всякий раз, когда бомжиха прикладывается к бутылочному горлышку, майор об лизывается, кося на нее жаждущим, но и робким взгляд ом ). Для майора в сем сценарии не предусмотрено ни реплики, ни слова.]