Ле Медеф обладал даром приковать к себе любого чувака, согласившегося его выслушать.

— Почему только «на первый»?

Он брел по выступавшим из воды камням. По низу его ботинок тянулась темная линия.

— Мои говнодавы промокли! Я возвращаюсь в деревню. Вы со мной?

Не двигаясь с места, я спросил:

— Так что же вы узнали о Магали Варрон? У нее были проблемы?

— Я же сказал, идемте со мной. Надо проникнуться, как и я, чтобы понять…

У меня не было выбора. Я следовал за ним по пятам. Пока мы шли к молу, я сообразил, что Кристиан Ле Медеф живет в этих краях уже больше десяти лет. Он также наверняка сопоставил самоубийство Магали Варрон и убийства Морганы Аврил и Миртий Камю. Красный шарф… «Может, стоило навести его на эту мысль?» — подумал я, но промолчал и поспешил за ним.

Одно разоблачение за другим…

Мы миновали «Сирену». Ле Медеф свернул на улицу Эмманюэля Фуа, торговую улицу Ипора.

— Сейчас вы увидите, — сказал он мне. — Это что-то невероятное!

С заговорщическим видом он остановился перед домом печати.

— Смотрите сюда, на газеты, что выложены на прилавке.

Я изучил заголовки: «Париж-Нормандия», «Гавр-пресс», «Курьер Ко». Не заметив ничего необычного, я вопросительно посмотрел на Ле Медефа.

— Я… я ничего не вижу.

— Вот именно! Вы не поняли? Невероятно! Девушка бросается с обрыва, изнасилованная и, возможно даже, задушенная. А на следующий день ни в одном из местных ежедневных изданий об этом ни слова. Ни единого слова.

Внезапно я понял, куда клонит Ле Медеф, и попытался выдвинуть контр-аргумент.

— Это самоубийство. Оно не заслуживает…

Я пропустил какого-то типа, выходившего из дверей магазина с газетой «Экип» под мышкой. «Курьер Ко» писала о расширении границ городской агломерации Фекана, «Гавр-пресс» — о сокращении рабочих мест в агломерации Пор-Жером, «Париж-Нормандия» о повышении цен на недвижимость на побережье.

— Правда, ни одного слова? — продолжал Ле Медеф, повысив голос. — Только не говорите мне, что вы ничего не сравнивали. Вы наверняка говорили с местными жителями. Вы же в курсе, черт возьми! Вернулся серийный убийца! Изнасилование, юная девушка задушена красным шарфом стоимостью в месячное пособие! Черт, прошло десять лет, а я все помню, словно это случилось вчера. На протяжении полугода дело не сходило с первых полос всех газет. А сейчас? Ничего! Совсем ничего!

— Слишком мало времени. Все случилось вчера утром…

— Совершенно верно. Но это же сенсация! Как они могли пройти мимо?!

Я подробно изучил первую страницу ежедневной газеты, надеясь найти сообщение о самоубийстве хотя бы в колонке происшествий. Гордый своим открытием, Ле Медеф не мешал мне. Сам он наверняка прошерстил все газеты.

Я попытался придумать другое объяснение:

— Все дело в полицейских. Они сумели сохранить информацию в тайне. Примерно как… как о несчастном случае на атомной станции: сначала все молчат, ожидая, когда устранят опасность, а потом сообщают населению.

Я явно не убедил Ле Медефа.

— Как полиция могла утаить информацию? Есть три свидетеля. Я, например, уже все рассказал приятелям. Полагаю, вы тоже, разве нет? Так же и Дениза, это в ее стиле… Не говоря о тех, кто вчера утром видел, как полиция на пляже осматривала труп… И никто не задавался вопросами? В такой деревне, как Ипор, где никогда ничего не происходит и где старперам нечего делать, кроме как пережевывать слухи?

Кристиан Ле Медеф прав. Невозможно предположить, что ни один журналист не получил информации о случившемся, ни один не провел параллель с делом Аврил–Камю десятилетней давности. Что никто, кроме нас, не в курсе…

Однако получается именно так.

— Итак? — настаивал Ле Медеф. — Вы нашли объяснение?

Я отрицательно покачал головой.

— Вот и я не нашел. Поверь мне, мальчик, это дело плохо пахнет, от него идет вонь.

Я отдал себе отчет, что он обратился ко мне на «ты», словно искал во мне сообщника для расследования, превосходившего наше разумение. Он пальцем указал на маленький дом. Синие ставни, стены из местного камня с орнаментом из красного кирпича, черепичная крыша. Не самое худшее временное пристанище для бомжа.

— Это моя конура! Выпьешь кофе?

Время поджимало. До встречи с Пирозом оставалось менее трех часов.

— Нет. Мне очень жаль. Кстати, вы знаете, где живет Дениза, наш третий свидетель?

Кристиан Ле Медеф казался разочарованным.

— С Арнольдом, разумеется… — Он улыбнулся собственной шутке. — Других идей у меня нет. Я не видел ее со вчерашнего дня. Я ведь даже фамилии ее не знаю… А ты обретаешься у Андре Жозвиака, в «Сирене»?

— Да. Остановился на неделю.

— О’кей. Если узнаю чего-нибудь новенькое, сообщу. Я продолжу копать, чтобы побольше разузнать про эту Магали Варрон. Вот что я тебе скажу: надо нарушить омерту. Вчера вечером я говорил по телефону с доктором Шарье, у него свой кабинет в Дудвиле. Это врач, которого Магали посетила накануне своего большого выхода. То есть еще один тип, который в курсе случившегося! Что касается Шарье, то на него непросто произвести впечатление. Ты бы видел его секретарш, вот это бомбы… Так вот, он тоже попал под обаяние малышки Магали. Даже пытался поухлестывать за ней. Он заговорил ее, и в конце концов она ему рассказала, что занимается танцами; тогда он пригласил ее как-нибудь вечерком пойти вместе с ним потанцевать. Хотел показать ей, что он тоже умеет выдерживать темп. Надо сказать, красавица Магали занималась отнюдь не диско, а современными восточными танцами, кажется, танцем живота…

Беллиданс…

Молния ударила в мой мозг, и разорвавшиеся нейроны напрасно пытались соединиться вновь.

Кристиан Ле Медеф продолжал что-то говорить, кажется, он представлял себе Магали Варрон в сари с пайетками…

Я перестал его слушать.

— До скорого, Кристиан. Держите меня в курсе ваших поисков, — сказал я, помахав ему рукой.

Изумленный моим резким уходом, он остался стоять посреди улицы.

Я находился примерно в ста метрах от «Сирены» и с трудом сдерживал себя, чтобы не припуститься бегом.