Мы вчетвером шли по центральной улице Меровии, ведшей от Дороги Короля в сторону торговой площади в самом начале Высокого Города. Вся дорога была буквально забита зверями, громкими криками приветствовавших своего без пяти минут нового короля. На мгновение мне даже показалось, что в толпе я видел массивную фигуру Рассела, но я не мог быть уверен в этом до конца.

По пути я рассматривал дома вдоль улицы, изменившиеся до неузнаваемости. Не только новые драпировки с инициалами молодоженов украшали фасады. Были протянуты ленты всех цветов радуги, каждый наличник был украшен цветами и с балконов за процессией наблюдали те, кто по разным причинам не смог оказаться в толпе на улице, и решил наблюдать за всем с высоты балконов.

Факелы были заменены на особые осветительные магические артефакты, называемые «свет Арханиса». Они представляли собой протянутую ладонью вниз бронзовую лапу, под которой прямо в воздухе висел небольшой, но яркий шарик желтого или голубоватого цвета. На тот момент они были приглушены, чтобы не мешать зрителям ярким светом, но вечером, как мне думалось, их бы обязательно включили, чтобы на улицах было светло как днем.

От шума толпы по всему пути следования процессии у меня начинали болеть уши, и я мечтал, чтобы мы пришли в святилище как можно скорее. Шкатулка с кольцами оказалась тяжелее, чем я думал, и мне пришлось поднапрячься, чтобы нести ее в одной лапе.

Наконец я увидел Святилище – самое большое в Мариссе. Как и полагалось главному храму, масштабы постройки были впечатляющими – оно напоминало мне какой-нибудь французский готический храм с его умопомрачительной высотой, высокими арками, скульптурами и барельефами на стенах, фресками и очень большими входными воротами. Конечно, как и всякий готический храм, Святилище давило своими размерами, и на его фоне я чувствовал себя очень маленьким и ничтожным. Только ощущение того, что в его стенах должно произойти очень радостное событие не только для Анри и Лассы, но и для всего королевства, помогало мне справиться с ощущением неуютности.

Толпа, пытаясь увидеть принца с невестой поближе, старалась забраться даже на ступени Святилища, но стражники из оцепления не давали им толпиться на ступенях, чтобы у нас четверых был свободный проход.

Еще ступени – и вот мы оказались внутри храма. Двери позади нас закрылись, и я знал, что теперь они откроются только тогда, когда Анри станет мужем Лассы.

Первой в глаза бросилась огромная кованая люстра, свисающая с потолка. Цепь от нее шла вверх и исчезала под куполом, и снизу было очень сложно разглядеть, к чему она крепилась. Сквозь окна под потолком на пол ложились лучи света, наполняя огромное помещение теплым солнечным облаком, в котором лениво кружились пылинки. Конечно, по стенам шли фрески, но сейчас меня больше заботило то, что лежало впереди: скамьи, которые были заняты придворными зверями. На самом первом ряду на отдельных местах сидели король Гаскон и королева, миловидная ласка с рыжей шерстью, а также чета Синистрисов. Король с королевой смотрели на процессию с беззаботной улыбкой, а гиена с лисицей смотрели на нас с тревогой. Я очень надеялся, что у них не проснулось в последний момент сожаление, что они дали благословение на брак.

Несмотря на общее великолепие храма, у него не было алтаря как такого. На подиуме стоял служитель Ордена в парадной белой хламиде с зеленым вышитым клевером. Рядом с ним стоял только пюпитр с открытой книгой и подсвечник высотой с меня, в котором горела одинокая свеча из красного воска. На лапе монаха висел небольшой ключ, наверняка от шкатулки в моих лапах.

Подождав, пока Анри с Лассой встанут перед ним, служитель поднял лапу, и в зале наступила полная тишина. Поставив пюпитр перед собой, зверь начал говорить, иногда заглядывая в книгу:

– Дом Арханиса всегда готов принять любого, кто придет в его стены. Арханис милостив в своей доброте и всегда готов протянуть лапу помощи тому, кто просит Его об этом. Порой те, кто ищет Его ободрения, проходит многие мили. И сегодня мы собрались, чтобы соединить союзом Арханиса тех, кто несмотря ни на какие преграды понял, что не может идти дальше один без того. Анри Конотьер и Ласса Синистрис, сегодня перед взором Арханиса произойдет сочетание вас браком. Есть ли в зале те, кто выступает против союза?

Я оглянулся. Синистрисы сидели спокойно, хотя Лаванда еще была напуганной, держа незаметно пальцы передних лап в форме клевера, как будто желая оградить дочь от каких-то страшных событий. Священник перелистнул страницу:

– Теперь все зависит только от вас. Ласса Синистрис, готова ли ты перед взором Арханиса и всех в зале признать Анри Конотьера своим мужем до конца дней своих, быть ему верной, любить его и быть ему опорой во всех невзгодах жизни?

В полной тишине раздался тихий, но ясный голос огневицы:

– Да, согласна.

Лаванда расслабилась, и ее лапа легла на подлокотник кресла. Парфаль положил свою ладонь сверху, и лисица впервые улыбнулась. Священник посмотрел на хорька:

– Анри Конотьер, готов ли ты перед взором Арханиса признать Лассу Синистрис своей женой, быть ей опорой, защитником и кормильцем и оберегать от всех превратностей нашей жизни?

Ответ лучника был громким, отдавая немного солдатской дисциплиной:

– Да, так точно.

Священник поднял лапы, и прямо с потолка упали лучи очень яркого света. Они отразились от лап монаха и упали на плечи Анри и Лассы.