Дрэд, или Повесть о проклятом болоте. (Жизнь южных Штатов). После Дрэда

" Рассказ о великом и мрачном Болоте. Роман посвящен теме рабства, в особенности его развращающему влиянию на рабовладельцев. Автор развивает гуманистические идеи «Хижины дяди Тома», которые были связаны с образами Джорджа, Сен-Клера и Евы. В романе описан идеальный плантатор Эдвард Клейтон, который обучает рабов грамоте, хочет провести реформы в своем имении и в имении невесты, но под давлением соседей он вынужден отказаться от своих преобразований. Однако не только мирный путь предлагает писательница: негр Дрэд бежит от хозяина, скрывается на болоте, собирает вокруг себя единомышленников и возглавляет восстание беглых рабов. Но его попытка обречена на поражение, и сам он убит. Возникает двусмысленный финал. Проповедуется мирный путь, но он не приносит желаемых результатов. Восстание Дрэда нравственно оправданно, но освобождения не дает. Писательница ищет третий путь. Клейтону удалось сбежать в Канаду, вывезти туда всех своих рабов и освободить их там. Сюжет романа навеян восстанием Нэта Тёрнера (1831). В изображении Бичер-Стоу угнетенное положение негров можно изменить двумя путями. Первый из них пытаются проложить благородные белые — Нина Гордон (неожиданно,­ как и Сен-Клер в романе «Хижина дяди Тома», умирающая) и её жених, адвокат Клейтон (давший вольную своим рабам, открывший школу для негров). Однако их идеализм вызывает противодействие других действующих лиц, вынуждающих Клейтона в конечном счете эмигрировать в Канаду. Тогда на авансцену выходят вооруженный протест и возглавивший его народный «проповедник» Дрэд. Как и Тёрнер, этот беглый раб и своеобразный мистик, оправдывая насилие против белых, распознает в себе черты нового Моисея, призванного даже ценой пролития крови вывести народ Божий из плена."

Перевод Василия Васильевича Бутузова (1822 — 1868 гг.).

— Где мои счета, Гарри? Да. Ах, Боже мой! Где же они? Не тут ли? Нет. Не здесь ли? Посмотри, Гарри! Как ты думаешь об этом шарфе? Не правда ли, что это миленькая вещь?

— Да, мисс Нина, премиленькая; но...

— Счета!.. Да, да. И в самом деле, где же они? Не в этой ли картонке? Нет: здесь моя оперная шляпка. Кстати, как ты думаешь о ней? Не правда ли, что этот серебряный колос очарователен? Постой, ты увидишь ее на мне.

С этими словами, маленькая легкая женская фигура припрыгнула, как будто на крыльях, и, напевая мотив вальса, пропорхнула по комнате к зеркалу, надела маленькую щегольскую шляпку на бойкую живую головку, и потом, сделав пируэт на носке башмачка, вскричала: — Посмотрите! Посмотрите! О Гарри! О мужчины вообще! Как часто эти пируэты, эти блестящие погремушки, ленточки, бантики и сережечки, эти глазки, щечки и ямочки на щечках, как часто, говорю я, и самых умнейших из вас делали глупцами!

Маленькая женская фигура, с круглыми формами, как формы ребенка, обрисовывалась еще привлекательнее в кокетливом утреннем капоте из муслина, который, развеваясь, как будто нарочно выказывал вышивной подол юбки и премиленький носок башмачка. Её лицо принадлежало к числу тех очаровательных лиц, красота которых недоступна осуждению. Волнистые, роскошные, причудливо вьющиеся волоса имели свою особенную прихотливую, резвую грацию. Карие глаза сверкали как хрустальные подвески канделябра. Маленький носик с классическим изгибом, по-видимому, сознавал красоту свою в этом изгибе; серьги, усыпанные брильянтами, и колыхающийся серебряный колос в оперной шляпке, казалось, полны были жизни, движения, игривости.

— Что же, Гарри, скажи мне, как ты думаешь об этой шляпке? — сказал серебристый повелительный голос, точь в точь такой голос, какого можно было ожидать от этой маленькой женской фигуры.

Молодой человек, к которому относился вопрос, был джентльмен; щегольски одетый, он имел смуглое лицо, черные волосы и голубые глаза. Высокий лоб и тонкие черты лица имели что-то особенное, говорившее о замечательных умственных способностях; в голубых глазах его столько было глубины и силы цвета, что с первого взгляда они казались черными. Лицо, на котором так резко отражалось благородство и ум, имело несколько морщин, еще сильнее обозначавших озабоченность и задумчивость. Он смотрел на бойкую, порхавшую фею с видом преданности и восхищения; но вдруг тяжелая тень пробежала по его лицу, и он отвечал:

— Да, мисс Нина, что вы ни наденете, все становится прелестным; так точно и эта шляпка — она очаровательна!

— В самом деле, Гарри! Я знала, что она тебе понравится: это мой вкус. Ах, если бы ты видел, что за смешная была эта шляпка, когда я увидела ее в окне магазина m-me Ле-Бланш. Представь: на ней было какое-то огромное перо пламенного цвета и два, три чудовищных банта. Я приказала им снять и пришпилить этот серебряный колос, который посмотри, как он гнется и колеблется. Просто прелесть! И знаешь ли что? Я надела ее в оперу в тот самый вечер, когда дала слово выйти замуж.

— Вы дали слово! Мисс Нина, что вы говорите?

— Я дала слово, — это верно. Чему же ты удивляешься?

— Мне кажется, что дело это весьма серьёзное, мисс Нина.

— Серьёзное! ха! ха! ха! — сказала маленькая красавица, садясь на ручку софы, и со смехом откинув на затылок шляпку, — впрочем, действительно, это дело серьёзное, только никак не для меня. Дав слово ему, я заставила его призадуматься.

— Но, неужели это правда, мисс Нина? Неужели вы и в самом деле дали слово?

— Да, конечно; и еще трем джентльменам; и намерена не брать его назад, пока не узнаю, который из них лучше мне понравится. А почему знать, быть может, и никто из них не удостоится этой чести.

— Вы дали слово трем джентльменам, мисс Нина?

— Да, да. Неужели ты меня не понимаешь, Гарри? Я говорю тебе, это факт.

— Мисс Нина, правда ли это?

— Вот еще! Конечно правда. Я не знала, кто из них лучше, решительно не знала, и потому взяла их всех троих на испытание.

— Неужели, мисс Нина? Скажите же, кто такие эти счастливцы.

— Изволь. Во-первых, мистер Карсон; богатый старый холостяк, ужасно вежливый; один из тех прекрасных мужчин, которые так легко ловятся на удочку, которых вы всегда увидите в щегольских фраках, пышных воротничках, блестящих сапогах и узеньких невыразимых; он богат и от меня без ума. Он терпеть не может отрицательных ответов; поэтому, чтоб отвязаться от него, я на первое же его предложение отвечала: да. Кроме того, он весьма услужлив, относительно оперы, концертов и тому подобного.

— Прекрасно! Кто же другой?

— Джордж Эммонс. Это один из самых милых и хорошеньких молодых людей; это просто сливочное пирожное, которое взяла бы да и скушала. Он адвокат, хорошей фамилии, чрезвычайно занят собой, и прочее. Говорят, что это молодой человек с большими талантами; но в этом деле я не судья. Знаю только, что он надоедает мне до смерти, допрашивая меня, читала ли я то, читала ли другое, и отмечая места в книгах, которых я никогда не читаю. Он из числа сентиментальных; беспрестанно присылает мне романтичные записочки на розовых бумажках.