Шрифт:
Лукас посадил Анхеля на скамью. Раненых всех унесли. Остались трое мёртвых. Народу на холме было уже немного, меньше десятка. Они закрывали глаза умершим, чесали затылки, оглядывая поле боя, или стояли столбами над тушами хищников.
— Ну, дела. — Прошептал Лукас, качая головой. — С ума сойти можно.
— Это точно. — Согласился Анхель.
— Я вот чего угодно ожидал, но только не то, чтоб эти зверюги в приход полезли. — Он скривил губы, выказывая крайнее недоумение. Затем отрицательно покачал головой. — С ума мир, что ли, сходит?
— А это скоро выяснится. Хорошо, если только трое их было, а если прав Якуб, что тут стая бродит?
— Я тогда беру семью и все запасы и за стену, в город. Тут и думать нечего!
— Далеко ты уйдёшь со скарбом-то своим, с такими зверьми на хвосте?
Лукас промолчал.
Народ расходился. Через некоторое время на холм поднялся пан Новотный. Закрыв рот ладонью, он медленно шёл, оглядывая первого зверя. Вытаращив глаза, смотрел на него сначала под одним углом, потом под другим, обошёл, вновь то так, то сяк поглядел. Покачал головой, увидел ничем не прикрытое тело Гостислава. Одного быстрого взгляда хватило, чтобы больше не смотреть. Мимо него он прошёл, нарочито отвернувшись. Отойдя от порванного тела охотника, староста перекрестился, покачал головой. По нему видно было, что ему дурно — лицо бледнело, глаза чуть слезились и норовили закатиться. Однако он держал себя в руках. Долго, от тела к телу, от туши к туше, он таки добрался до сидящих на скамье в непосредственной близости к последнему мёртвому хищнику Лукасу и Анхелю.
— А мне с утра гонец-то письмо принёс из городу. — Чуть ли не плача заговорил он. — В патрициате решено нам не помогать ничем, мы же в услужении церкви живём и работаем, так и жаловаться ей должны, а там уж пусть их церковный патрициат думает…
— Вот оно как… Мы, значит, тут живи, горбаться, десятину плати им чуть ли не каждый, а они и не думают про нас даже? Уж, ладно, священник наш за обряды плату почти не берёт, а коль берёт, то не с каждого, с тех, кто может. А мы и не нужны, стало быть. Доят нас, а теперь в расход, что ли? — Запричитал Лукас.
— Ну-ну-ну! — Тут же набычился староста. — За такие разговоры-то вот…
— Что?! Анафеме предадут? Да куда там?..
— Хватит вам. — Тихо проговорил Анхель. — Не про то ругаетесь-то. Звери, вон, среди бела дня пришли и не заметил никто.
— И то, правда. — Оглянулся вновь вокруг староста. — Ой, беда-то…
— Беда-беда. — Обидевшись, покачал головой Лукас. Винить его нельзя было. Жили-то и впрямь тяжело. Церковь, бывало, последнее забирала, а они всё слушали. Слушали, как им воздастся, а по сути-то — только использовали их и всё.
— Так. Хватит. — Анхель поднялся. Голова вроде бы пришла в норму. — Надо мёртвых убрать, да туши эти… а чего, кстати, с ними-то делать?
— Шкуры спустим, разделаем. Мясо же. А головы их на колья насадим.
— Кого пугать?
— Чтобы помнить.
— Ну, будь так. — Усмехнулся Анхель.
На том они разошлись. Лукас и староста остались, что-то активно обсуждая. Анхель пошёл в село к местному целителю, у которого сегодня день будет не сравнить с другими. Как там священник разузнать надо. Он видел только страшную рану на ноге, но всё ли это? Отец Филип и так уже ходил плохо, а теперь, коли выживет, и вовсе, наверно, сидеть дома будет.
По пути ему попадались селяне. Кто-то бежал к дому целителя проведать мужа, отца или брата. Кто-то бежал к церкви к телу родного человека, что домой сам больше не вернётся. Вот уже Петр с Альбертом везли перед собой тачку с инструментами для разделывания туш.
Царил хаос. Пожалуй, лучше и слова не подобрать для сложившейся ситуации. И среди этого хаоса шёл падший ангел, что не помнил ничего из своего прошлого. Который тут явно не на своём месте. И который, возможно, и принёс это лихо сюда.
Священник лежал, ни жив, ни мёртв. Кровопотеря сказывалась весьма очевидно. Из пятерых доставленных сегодня к Николашу лекарю, четверо были у него в доме — пятого перевязал, выдал нужную травку и отпустил, благо рана была не тяжёлой. Отца Филипа он разместил на собственной кровати, остальных положили на пол. Двое стонали, один спал, священник же тихо лежал, глядя в потолок. На лице отражались разные мысли, бывало хорошие, порой горестные. Изредка он тяжело вздыхал, в эти моменты по лицу пробегала судорога боли.
Тихо вошёл Анхель. Его встретил взглядом лекарь. Он был уже немолод и этот день его сильно вымотал. Не каждый день случается такое вот. И сейчас он с отсутствующим взглядом сидел у печи на кухне, подпёрши рукой подбородок. Устало он поприветствовал вошедшего Анхеля, кивком указал ему направление к священнику. Не став лишний раз тревожить лекаря, Анхель прошёл в единственную в доме комнату.
Там оказалось весьма тесно. На полу лежали раненые мужики. На кровати у стены покоился священник. Он не спал, увидев вошедшего Анхеля, просиял слабой улыбкой. Еле заметным жестом пригласил его присесть на кровать, место позволяло притулиться с краю. Анхель осторожно сел.