– Отчего нет, – согласилась Анна и пригласила: – Садитесь.

Когда хлопотунья потянулась к розетке, ее грудь проплыла в опасной близи от Сереброва. Вячеслава тряхнуло с такой силой, словно в него угодил разряд молнии. Женщина ничего не заметила или сделала вид, что не замечает. Она принесла блюдце с маслом и печенье.

– Вячеслав Михайлович, а, может, вы проголодались?

– Да, – гость замер, следя за каждым ее движением.

Анна сходила за хлебом и консервами. Ни слова не говоря, сели за стол. Хозяйка не знала, как себя вести, потому предпочитала отмалчиваться. Серебров никак не мог выбрать тему для беседы. Он то краснел, то бледнел, то запинался. На его лбу крупными бисеринками выступил пот. Командир дрожащими руками достал носовой платок не первой свежести и, стесняясь, вытер лицо, едва не уронив чашку. Неловким движением он отодвинул блюдце.

– Еще чаю? – негромко уточнила женщина.

– Да, – не смог отказать ей Серебров.

После третьей чашки дрожь унялась. Полковник расстегнул ворот рубашки. Кончик галстука угодил прямо в чашку. Анна интуитивно хотела помочь, но вовремя одернула руку. Это движение не ускользнуло от Сереброва. Он покраснел с новой силой. Матвеева снова посмотрела на часы. Командир тоже покосился на крупный циферблат. Было уже четверть девятого.

– Я могу подвезти вас до дома, Анна… Михайловна.

– Спасибо, я еще поработаю, – чуть заметно покраснела она.

Серебров никак не мог взять в толк, отчего женщина не хочет ехать домой, замужем ли она и есть ли у нее дети. Отказ ехать вместе он не принимал на свой счет, а спросить о его причине не решался. «Так я пойду?» – «Конечно». Анна повела плечами, по спине офицера не поползли, помчались мурашки. «До свидания, – Вячеслав схватил шинель и пулей вылетел за дверь, опять обо что-то споткнувшись на ходу. Через мгновение он вернулся. – Фуражку забыл…» Красавица так и стояла, не шелохнувшись. Она плавно повернула голову. Фуражка лежала на столе, за стопкой книг, а в ней, свернувшись калачиком, мирно посапывал котенок. Серебров растерянно посмотрел на хозяйку. Она аккуратно взяла пушистый комочек и ловким движением переложила его на свой ватник. Хитрец приоткрыл один глаз, оценил обстановку и, понимая, что его безопасности ничего не угрожает, потянулся и сладко засопел.

– Извините за подкидыша, – топтался у двери гость. – Могу унести.

– А кому он мешает? – удивилась Анна. – Пусть живет.

– До свидания, – командир, пряча глаза, вышел.

На улице он с трудом отдышался, застегнулся и поправил фуражку. Пройдя несколько шагов, нервно закурил и жадно затянулся. Лицо его перестало гореть. Вячеслав оглянулся на склад, махнул зачем-то рукой и зашагал прочь. Потом вернулся назад, потоптался у двери, но не вошел, а подобрался к окну и заглянул внутрь. Сквозь прорезь занавеси меж резных листьев герани виднелось лицо Анны. В задумчивости она смотрела прямо перед собой, словно в глаза командиру. От неожиданности он отпрянул, но вскоре заглянул снова. По лицу женщины катились слезы. Оно напоминало страдальческий лик мадонны. Захотелось вернуться, обнять ее, утешить и предложить помощь. Серебров даже сделал несколько шагов в направлении двери, но заставил себя остановиться и через мгновение почти бегом бросился прочь.

Водитель спал на заднем сидении, по-детски свернувшись калачиком. Серебров резко распахнул дверь, испугав парня.

– Простите, товарищ полковник, – вскочил тот. – Соснул часок.

– Ничего, Вадик, это я задержался.

– Домой? – веселея от такого признания, уточнил боец.

– Куда ж еще?

Парень незаметно покосился на командира – в нем появилось что-то новое, человечное.

Анна сидела за столом, подперев голову руками. Слезы высохли, но разводы туши оставили на прекрасном лице темные бороздки. На полу с бумажкой резвился котенок. Женщина смотрела на него с грустью. Тяжело вздохнув, она принесла из другой комнаты подушку и одеяло. Бросив их на старенький диван, погасила свет, легла и, вспомнив свою небольшую квартирку, разрыдалась. Мысли сами собой полетели в блочную пятиэтажку…

Глава четырнадцатая

Ввалившись в квартиру с тяжелыми сумками наперевес, Анна бросила покупки прямо на пол, метнулась в кухню и, включив газ, поставила на плиту кастрюлю с водой. Часы показывали 20.10. Она сняла пальто и принялась за чистку картофеля, но, уловив хлопок входной двери, выглянула в коридор. С трудом справляясь с рыданиями, вбежала одиннадцатилетняя дочь.

– Мама, Татьяна Львовна не отдает Тошку! – глотая слезы, сообщила Нина, и, видя, как мать схватилась за сердце, пояснила: – Говорит, до четырнадцати лет и не приходи! – у девочки началась истерика.

– Не реви, – прижала ее к себе Анна, – следи за картошкой, я сама сбегаю! – она набросила пальто и выскочила за дверь.

Окна детского сада зияли темнотой. На улице возмущенная воспитательница за руку выгуливала заплаканного Антона.

– Не любят тебя мама и папа, – с вызовом сообщила она малышу. – Всех давно забрали, один ты никому не нужен.

– Неправда! – Анна присела, утирая мальчику слезы. – Вы же педагог – разве можно так разговаривать с детьми?

– Мамочка, скажи, что ты меня любишь, – заскулил сын.

– Люблю, малыш, люблю, – целуя, расплакалась мать.

– Любили бы, забирали б в срок! – с вызовом упрекнула наставница. – К вашему сведению, детский сад работает до двадцати часов. В других группах уже в семь ни души!

– Мой мотовоз приходит почти в восемь, – стала оправдываться Анна. – Я физически не в состоянии добираться раньше. А от платформы до сада еще четверть часа бега, – напомнила она и с мольбой в голосе попросила: – Татьяна Львовна, пусть Антошку забирает Нина. Она девочка обязательная, никогда не опаздывает.