– Как ваш отель, мам? Есть заказы?

– Да, недавно комнату на неделю забронировали два парня из Голландии. Геи.

– А папа знает, что они геи?

– Ох, Стефи, твой отец же не в средневековье живет. И потом, у нас опять нет бронирования до марта. – Она помолчала. – Если ты действительно уедешь, мы можем присмотреть за Хейден.

– Я собираюсь взять Хейден с собой, мам.

– Мы будем очень рады, если она поживет с нами, ты же знаешь.

Я вполуха слушала ее доводы, гугля «Топ-10 занятий в Париже в феврале» и время от времени проверяя почту. Именно тогда я и увидела письмо с сайта обмена жильем:

Я закончила разговор с мамой и открыла сообщение:

Я «кликнула» по ссылке, ведущей на страницу Пети на сайте, украшенную небольшим фото: семейная пара, обоим лет по тридцать, белые зубы, на голове – солнечные очки. Они прижались друг к другу, чтобы поместиться на снимке, сделанном в стиле сэлфи. Мечта рекламного агента – белокурые, симпатичные, они казались такими счастливыми. На странице было шесть фотографий их жилья, в основном снаружи – только на одном снимке была видна ванна в викторианском стиле на узорчатых ножках и бордовое полотенце на крючке.

Под фотографиями виднелось краткое описание: «Стильное роскошное жилье в фантастическом районе города любви!!! Рассчитано на двух или трех человек».

Дом казался старым, элегантным, по-настоящему французским: с массивной деревянной дверью и узкими окнами, украшенными металлической балюстрадой с причудливыми завитушками. Отзывов об этом жилье не было, но я наивно подумала: «Ну и что? У нас тоже нет отзывов. Может быть, они впервые решили воспользоваться услугой обмена жильем, как и мы».

Я не медлила ни секунды.

Bonjour! – набрала я. – Очень приятно познакомиться!

Водитель машины, стоящей позади моей, начинает сигналить уже через секунду после переключения светофора, выдергивая меня из смутных воспоминаний о людях в масках, отрывисто отдающих приказы. Я сосредоточенно отпускаю тормоз и медленно еду вперед. Парень в соседней машине – мажор лет двадцати пяти на роскошном «порше» с откидным верхом – раздраженно жестикулирует, пока я изображаю из себя старого маразматика. Когда-то Кейптаун славился покоем и размеренностью жизни, но в последнее время город заполонили чванливые корпоративные яппи, мечтающие о жизни в Лос-Анджелесе.

Мажор на «порше» тащится за мной до самого светофора на перекрестке с Буитенграхт-роуд, и все это время, даже не посматривая в зеркало заднего вида, я чувствую на себе его разъяренный взгляд. Еще совсем недавно я бы за словом в карман не полез, но сегодня едва осмеливаюсь поднять на парня глаза. Еще пара пинков от жизни – и я просто рассыплюсь в прах.

Я так устал. Ирония в том, что последнюю пару недель Хейден спит куда лучше, чем прежде. Теперь она если и просыпается ночью, то не больше одного раза, но я все еще не могу – или не позволяю себе – спать. На рациональном уровне я знаю, что от моего бодрствования никому не будет лучше, я не смогу позаботиться о безопасности. Я знаю, что и мне, и моим близким плохо оттого, что любая их потребность во внимании или помощи с моей стороны превращается для меня в неподъемный груз, потому что я настолько вымотался. Я переполнен раздражением – и знаю, что так нельзя. И все же я не могу спать. Что, если они вернутся? Если на этот раз я не буду спать, они не доберутся до Стеф.

Пытаясь отвлечься, я включаю айпод в машине. Плеер настроен на случайный порядок воспроизведения, и я слышу песню из мультфильма о Винни-Пухе. На меня тут же обрушиваются воспоминания о том, как семь лет назад Зоуи вручали почетную грамоту после окончания первого класса. Это было ее последнее вручение грамот. Школьный актовый зал был полон горделивых мамочек и растерянных пап – их собственные отцы ни за что не пришли бы на такое дурацкое мероприятие. Дети пели эту песню о медвежонке, и меня поразила мысль о том, что они счастливы. Каким-то образом моей дочери удалось избежать скуки и одиночества, которые я так часто ощущал в детстве, и при мысли об этом у меня сжалось сердце. Дети радостно пели хором, а я смотрел на них и плакал.

Приятно, право же, сковырнуть уже подсохшую корку давней раны, чтобы отвлечься от новой. Я снова смотрю в зеркало заднего вида и представляю, что за мной в детском кресле сидит Зоуи. Но, конечно, сейчас она бы там не сидела. Сейчас ей уже исполнилось бы четырнадцать и она устроилась бы рядом со мной. Господи…

Прошло несколько месяцев, прежде чем я заставил себя убрать детское сиденье из машины. На обивке от него остались две потертости, а вокруг – россыпь пятен от оброненной еды.

«Почему ты грустишь, папочка?» – спросила бы она.

«Я не грущу, солнышко. Просто… устал».

«Это из-за новой девочки? Твоей другой доченьки?»

Мажор опять сигналит, обрывая мой полет фантазии. И теперь сигналит не только он, за мной выстроилась целая шеренга машин. Я поднимаю руку в знак извинения и еду вперед. Заглядываю в зеркало. На заднем сиденье никого нет. Я переключаю плеер на радио, чтобы заглушить голоса в голове.

Оставив машину на крошечной подземной парковке, я втискиваюсь в лифт Мельбурнского колледжа. Когда меня уволили из Кейптаунского университета («Факультет сейчас переориентируется на более востребованные и продуктивные учебные специализации, Марк, и нам просто не нужно два специалиста по викторианской литературе. Мейви повезло, что она сохранила место работы, и то только потому, что она старше тебя»), мне предложили две другие вакансии. Я выбрал работу в Мельбурнском колледже, поскольку тут предполагалось долгосрочное преподавание моей учебной дисциплины, как в университете. Стоило, конечно, пойти в фирму «Киберсмарт», предлагающую клиентам дистанционное интернет-образование: я мог бы организовать у них на сайте краткосрочные курсы – вся работа ведется онлайн, доход зависит от количества подписчиков – и выкладывать материалы, не покидая своего уютного кабинета, а в перерыве во время переписки с пользователями дремать на диванчике.