Шрифт:
– Владлен Вадимович, а что, ему действительно направлялись повестки или это просто ход такой?
– спросил Мухин.
Пёстренький обрадовался.
– Ну вот, Мухин, и у тебя голова начала работать, это хорошо. Конечно, мы направляли ему повестки, но отреагировать на них он никак не мог, так как уже неделю находится в бизнес поездке по городам России, по своей, так сказать, медиа и нефтехимической вотчине.
Сергей немного просветлел и с робкой надеждой взглянул на Пёстренького.
– Скажите, пожалуйста, Владлен Вадимович, после задержания Хлопонина сразу отвезут в Москву для проведения дальнейших следственных действий?
– А ты что, Анциферов, в Москву рвешься? Нет, не все так просто, как нам с тобой кажется. Ты будешь вести это дело и будешь вести его здесь, на месте, где когда-то Хлопонин и приватизировал по дешевке Уральский нефтехимический комбинат. Ты, как известно, не ангажированный прокурор из Москвы, а неподкупный и знаменитый своей честностью и принципиальностью. Кроме того, пока вся правозащитно-либерастская шушера успеет сюда подъехать, Хлопонин, возможно, начнет давать показания и во всем признается по-хорошему, а если не признается, то у нас длинные руки и много разных методов в запасе.
– Что вы имеете в виду, Владлен Вадимович? Уж не собираетесь ли вы применять к Хлопонину пытки?
– спросил Анциферов.
– Ну зачем же так, Сережа? Кроме физического воздействия, бывает еще психологическое, и поверь мне, оно ничуть не менее, а иногда даже значительно более эффективно действует. Здесь ведь не гестапо, чтобы кого-то пытать, тем более что Хлопонин не совершал ничего такого, за что его следовало бы пытать. Хотя я слышал от Попустинова, что в лихие девяностые начальник службы безопасности Медиакона Печорский не гнушался ничем, даже убийствами. Думаю, Печорский действовал не по своей воле, а под влиянием и, возможно, по приказу самого Хлопонина. Так что я не удивлюсь, Сережа, если у нашего интеллигента и попечителя сирот руки окажутся по локоть в крови.
На мгновение Сергей забыл о встрече и как будто вообще перестал понимать, о чём говорят. Лишь одна мысль больно колола его, словно иголка в висок. У Пёстренького есть непосредственный личный интерес в этом деле. Он хочет, чтобы Хлопонин сидел в тюрьме, и чем дольше, тем лучше, быть может, даже пожизненно.
Пёстренький, возможно, заметил, что Анциферов чем-то взволнован, но не придал этому особого значения.
– Что, волнуешься, Сережа? Теперь ты понимаешь, какая честь оказана тебе и какое важное дело для всего государства и для российского народа ты делаешь вместе со всеми нами? Может быть, когда-нибудь твое имя войдет во все учебники новейшей истории как имя человека, положившего конец эпохе гегемонии олигархов, не понимающих важности верховенства закона в России.
– Владлен Вадимович, а почему мое имя? Тогда уж президент войдет в историю как человек, объявивший своей целью искоренение олигархии и диктатуру закона.
– Сережа, наш президент само собой войдет в историю. Тут ни у кого из наших соотечественников и западных партнеров ни осталось и тени сомнения. А твое имя может быть написано мелкими буквами в учебнике истории. Ты будешь тем самым Глебом Жегловым XXI века, который ради верховенства закона отдал приказ об аресте афериста и медиамагната Хлопонина, а также довел его дело до завершающей стадии обвинительного приговора.
Все это было произнесено с какой-то откровенно ехидно-назидательной физиономией, чего Анциферов, впрочем, не заметил.
– Ну, соколы, давайте подытожим - и по коням, как говорится, - продолжил Пёстренький.
– Завтра утром ты, Сережа, за два часа до прибытия самолета, то есть в пять утра по местному времени, приезжаешь в аэропорт Баландино. В твоем распоряжении будет два грузовика с ОМОНом, то есть сорок человек в масках и бронежилетах и с автоматами. С составом ОМОНа я берусь разобраться сам. Либо это будут мухинские бестолочи из Первоуральска, либо я поговорю с Попустиновым, и, возможно, если нам повезет, задерживать Хлопонина прилетит Питерский ОМОН с родины нашего президента, а он свое дело знает не хуже нашего.
Сергей усмехнулся.
– А может, Владлен Степанович, сразу из Москвы СОБР пришлем?
– Вам бы все шуточки щутить, Анциферов. Как в Кремле скажут, так и будет. Вернее, в Генпрокуратуре, я хотел сказать, - мгновенно поправился Пёстренький. Однако эта оговорка не ускользнула ни от Анциферова, ни от Мухина.
– Ну что ж, тогда до завтра, господа хорошие. Надеюсь, у вас всех заряжены мобильные телефоны, в случае чего, - подытожил Пёстренький.
– Анциферов, у вас имеется такой предмет роскоши, как мобильный телефон?
Сергей покраснел, как рак, поскольку над его полным пренебрежением веяниями времени, а также аскетической манерой одеваться и почти полным отсутствием дорогой одежды, подчеркивающей его статус, потешалась вся челябинская прокуратура, включая самого Пёстренького.
– Обижаете, Владлен Степанович, конечно, есть, - сказал он и с гордостью 15-ти летнего пацана достал из кармана телефон Моторола с огромной черной антенной.
Тут Мухин и Пёстренький одновременно начали ржать. Пёстренький смеялся так, что скоро у него из глаз потекли слезы.