Кто, в конце концов, научил его ездить на мотоцикле? Ну, конечно, Дрын!

Так что, хоть осторожность Мэйза и заставляла его держаться с ними настороже, ему до дрожи захотелось провести часок в этой сумасшедшей компании. Позабыть обо всем!

Последние пятнадцать лет он провел в яростной драке за свое место под солнцем. Денно и нощно он закалял свою волю как сталь, безжалостно тренировал самообладание, изощренно пытал себя жесточайшим самоконтролем, вновь и вновь подтверждая свое прозвище. Он не позволял себе ни единого лишнего звука. Он строил свой мир успеха по осколку, каждый из которых, край к краю, укладывал один, собственными руками, срезая слоями кожу и слизывая кровь.

За двадцать лет он научился ходить по трупам, контролировать каждый свой взгляд и менять обличья. Он знал и умел все, что ему было необходимо, чтобы раздавить каждого, кто встал бы на его пути. Ему хватало трех минут разговора, чтобы нащупать слабое место собеседника, и двух жестов, чтобы понять, что у того на уме. Он использовал все свои навыки, чтобы начать с маленькой типографии, превратить ее в медиа империю, управлять тысячами ее служащих, и сметать конкурентов со своего пути.

При этом на свете не нашлось бы человека, который назвал его кровожадной акулой, заподозрил в жестокости или обвинил в лицемерии. Для всех имя Доминик Мэйз являлось синонимом честности, благородства и скромности.

У него был свой порядок.

Он позаботился обо всем, что было ему необходимо. Сейчас он имел все, что хотел.

Единственное, что было ему на самом деле недоступно – свобода. В его порядке этому слову не находилось места. Стена. Он стал заложником клички – ему было не выбраться из-за стен собственного могушества.

И в это мгновение, он крепко держался за спину человека, который, судя по его виду, не достиг никаких социальных высот и не сделал никакой карьеры, но олицетворял собой свободу. На этого потрепанного, заросшего, пахнувшего потом и химикатами человека, который сидел на старом, но безумно дорогом мотоцикле, достаточно было взглянуть раз, чтобы понять, что он свободен от условностей.

Поддаться этой свободе – вот, чего остро хотел Доминик. Забыть о надменном владельце империи «Мэйз Глобал Груп», прикованном к ненавистному ежедневнику из крокодиловой кожи. Хоть на час забыть! Потом, спустя этот час, все вернется на круги своя, и он снова раскроет свой ежедневник.

– О-па! Ленин, ты засканируй! – Дрын бегал вокруг «Порша» и любовно поглаживал сверкающий металл. – Это чо же за байда, на которой ты ездишь, Стена? Чо за бричка?

– Дрын, ты на железяку зыркани! – Ленин потыкал пальцем в шильдик на капоте. – Это «Порш»!

– Бли-ин, Чувачелло! А я не прорубил сразу! И я бы такую себе зафигачил! Опупенно!

– Да, Мэйз, бричка, как доктор прописал!

– Да, ладно вам! Обычная тачка, не лучше ваших корыт. Но все равно, спасибо, парни. – Мэйз сел в машину. – Ну что, куда едем?

– Давай, Чувачелло, не отставай! Пердоль за нами!!! – Дрын, зачем-то, издал пронзительный боевой клич и выкрутил дроссель дод упора. Завизжав колесами, «Порш» рванул следом, как мощный зверь.

Мэйз следовал за ними довольно долго, петляя по узким мощеным улицам городка. Они выехали в один из отдаленных районов, и остановились перед глухим забором. К его удивлению, Дрын достал из кармана дистанционный пульт, и ворота автоматически раскрылись. Ленин жестом предложил Мэйзу загнать свой Порш во двор, что он и сделал.

Его взгляду открылся огромный шикарный особняк из белого камня, пальмовая аллея и громадный бассейн с джакуззи. Он никак не мог ожидать такого от Дрына и Ленина, чей потрепанный вид ничем не выдавал в них обеспеченных людей.

– Э-э, да вы парни непростые! А ну, колись, Дрын, чем ты занимаешься, рыжий черт? Откуда у тебя этот дом?

– Эй, Мэйз! Этот дом мы на двоих купили! – Обиженно одернул его Ленин.

– Да. Мы, типа, не простые! У нас в подвале лаба. Чтобы от нее далеко не валить, мы, короче, портим воздух на пару, только в разных углах.

– Тогда колитесь оба! Что стругаете? На какие бабки вы его прикупили? – Мэйз, наконец, вспомнил кое-какие словечки из студенческого жаргона. Он, правда, заметил, что за минувшие годы лексики в нем заметно прибавилось.

Рыжий хитро взглянул на него. Он потер руки и развалисто побежал к дому, увлекая за собой Ленина и Мэйза.

Удивление Доминика не знало предела: дом был до отказа напичкан дорогой аппаратурой, шикарной мебелью, устлан коврами и украшен разнообразными предметами искусства, которые, в основном, даже не сочетались между собой, а тесно стояли на полках, будто в комиссионной лавке.

В мозгу Мэйза закопошились подозрения. Спускаясь по крутой лестнице в глубокий подвал, он уже практически знал, откуда два ненормальных химика взяли деньги на всю эту роскошь. Или откуда они взяли всю эту роскошь вовсе без денег.

– Охренеть! – сорвалось с губ Мэйза, когда Дрын пропустил его в двери лаборатории, вперед себя.

Такого множества всяческих аппаратов и инструментов для опытов он еще не видел.

Вдоль одной из обшарпанных, сырых от постоянных испарений стен, стоял большой кожаный диван. Во всю длину остальных растянулись стеллажи, шкафы и полки, набитые колбами, какими-то банками, склянками, испарителями, и множеством разнообразных, неизвестных ему штук. Вдоль противоположной стены в ряд были устновлены огромные, новехонькие стальные цистерны, соединенные сложным переплетением гибких шлангов, труб и проводов.