Та твердость, которую Кейт держала в руках, теперь оказалась между ее ног, и она прижалась к ней бедрами, испытывая необходимость быть ближе к той его части, что трепетала от дикого желания.

Поцелуй вышел из-под контроля, становился все жарче… глубже… влажнее. Настойчивые требовательные движения стали менее точными, зато более яростными. Его руки скользили по ее телу, горячие и властные, захватывая ее с каждым прикосновением и лаской.

Грегор обхватил ее грудь, провел большим пальцем по соску, пока тот не напрягся от желания. Кейт захотелось разрыдаться, когда он разорвал поцелуй, но разочарование длилось лишь до тех пор, пока он не опустил голову.

О господи, его рот! Его горячий, влажный, чудесный рот оказался на ее груди. Удовольствие пронзило Кейт стрелой чистейшего жидкого пламени, когда его губы накрыли трепещущий сосок. Даже через тонкую ткань льняной сорочки жар и влажность настигли ее. Бессознательно она выгнулась к его рту, умоляя о большем в безмолвной просьбе, которую он только рад был исполнить.

Каким-то образом Грегору удалось ослабить завязки ее сорочки. Кейт едва ощутила холодный воздух на своей коже, своей лихорадочной обнаженной коже, он взял ее сосок в рот, посасывая и обводя языком, пока она не застонала от пронзительного удовольствия, ее тело дрожало.

– Господи, ты прекрасна, – пробормотал Грегор, от его горячего дыхания влажную кожу покалывало. – Такая податливая. – Он скользнул по ней языком и осторожно потянул налитую плоть зубами, пока Кейт не застонала. – Тебе это нравится?

Она метнула в его сторону взгляд, понимая, что он ее дразнит. Конечно, ей нравится! Она в восторге и не хочет, чтобы он останавливался.

Но когда их взгляды встретились, Кейт неожиданно осознала свою наготу и вспыхнула. Свои формы показались ей скромными, в сравнении с теми, к которым, должно быть, привык Грегор.

Словно прочитав ее мысли, он нахмурился:

– Тебе нечего стесняться, Кейт. Ты совершенна. – Он накрыл ее рукой, и его восторженный взгляд не оставил ей места для сомнений. – Превосходна. Такая округлая и крепкая. – Грегор осторожно сжал. – Как раз, чтобы уместиться в руку. И соски розовые и тугие, как жемчужины. – Он погладил напрягшийся кончик пальцем. – Я мог бы смотреть на тебя вечно.

Вечно. Ее сердце томительно сжалось. Это просто слово, сказала она себе, но почему, когда он смотрит ей в глаза, то кажется, что это что-то значит?

Грегор говорил искренне. Когда он смотрел на Кейт такую – темные волосы разметались по подушке, кожа вспыхнула, взгляд стал тяжелым, рот распух от поцелуев, тугие округлости сливочной плоти, обнаженной перед его взглядом, – его захватило не просто желание, а нечто большее и сильное, наплыв эмоций, которых ему не доводилось испытывать прежде. Они сжимали его сердце, стискивали горло и наполняли грудь тяжелым теплом. Чувство абсолютной правильности и радости, что, учитывая его действия, было нелепо.

Но Грегор не собирался думать об этом. Он точно знал, что именно делает и что это означает. И пути назад уже нет.

Когда Кейт провела ладонью по его голому животу, остановившись в дюйме от трепещущей головки его плоти, он дал бы ей что угодно, чтобы она двинулась ниже. Мысль о том, что ее рука находится так близко от его естества, возбудила его до предела. Он чуть не взорвался, когда Кейт, наконец, положила ладонь туда, куда он хотел.

Это был один из самых чувственных моментов в его жизни. И когда он смотрел в ее глаза, такие распахнутые, бесхитростные и полные беззастенчивой любви к нему, ничто на свете не казалось Грегору более правильным.

Она принадлежит ему, и он ее получит – какой бы ни оказалась цена, оно того стоит. У Грегора перехватило дыхание от красоты Кейт. Ему хотелось пасть на колени и поклоняться каждому ее дюйму – предпочтительно ртом и языком. И он сделает это. В следующий раз. Но сейчас одного вида маленькой груди, что так уютно помещалась в его ладони, и тугих розовых сосков было слишком, чтобы выдержать.

И куда, черт подери, подевался его знаменитый опыт?

Кейт была девственницей. И ни то что бы он этого не ценил – еще как! – но доставить ей удовольствие – задача непростая, особенно когда от одних ее поцелуев он превращался в какого-то неуклюжего, неповоротливого оруженосца, у которого только одно на уме.

Это была хорошая мысль. Очень хорошая мысль.

Притормози, черт возьми. Соберись.

Снова взяв сосок в рот, Грегор зажал его между зубами, осторожно потянул и начал посасывать, пока Кейт совсем не забыла о скромности и не заерзала бесстыдно – безрассудно, помоги ему господи! – под ним. Как ему и хотелось. Ее тело умоляло об удовольствии, которое он собирался ей дать.

Она была готова, отзывчива, и Грегор знал, что может довести ее до пика, лишь лаская ее грудь, но ему хотелось ощутить эту первую дрожь удовольствия. Он хотел видеть ее лицо, когда она всецело отдастся блаженству.