На экзекуции Костек шел, не теряя присутствия духа. Получив наказание, вставал, подтягивал штаны и, как положено, благодарил екзекутора. Сам екзекутор настолько привык к частым визитам Костека в примарию, что здоровался с ним, как со старым знакомым. У большинства селян, назначенных на наказание, страх перед наказанием парализовал волю и разум. История умалчивает кто был первым, но с определенного времени на исполнение наказания стали нанимать Костека. Он вежливо стучал в дверь екзекутора, и тихо входил. Екзекутор спрашивал:

– За кого сегодня?

Костек называл фамилию и имя подвергшегося наказанию. Екзекутор старательно записывал. Иногда, почти по дружески, спрашивал:

– За сколько сторговал сегодняшнюю екзекуцию?

Костек отвечал. Разминаясь, со свистом рассекая воздух ремнем, екзекутор сочувственно заключал:

– Продешевил... Ложись!

Однажды на екзекуцию был назначен, панически боявшийся побоев, кум Костека Петро Лучко. Договорились быстро. Как не выручить кума? Ранним утром, собравшись на екзекуцию, Костек, в соответствии с установившимся ритуалом, зашел к куму Петру. Тот налил стопку самогона. Выпив, Костек удовлетворенно крякнул.

– Закуси, куме!
– Петро пододвинул тарелку с хлебом, на котором был кусочек сала.

– Спасибо, куме! Лучше налей ще одну! А закусить там, в примарии, добре дают.

Выпив вторую, снова крякнул:

– Бувай, кум! Я пошел!

Подворье Костека примыкало к широкой усадьбе Кордибановского Иосифа, Юська, как называли его в селе. На этом подворье я неоднократно бывал в своем раннем детстве, хотя в памяти остались два эпизода: когда я среди зимы оставил бабу Софию полураздетой на улице и когда стариков провожали в Сибирь.

Юсько в молодости был энергичным, оборотистым дельцом. Арендовал землю, приобрел бельгийский мотор. Имел конную соломорезку, веялку и другой разный сельхозинвентарь. Ещё в молодости Юське соломорезкой отрезало обе руки, о чем я подробно пишу в главе "За Сибiром сонце сходить". В 1927 году овдовевший Юсько сошелся с моей вдовствующей бабой Софией, с которой прожил двадцать семь лет. Летом сорок девятого старики были сосланы на поселение на Ишим, откуда вернулись зимой в начале пятьдесят четвертого.

Круг живших на той магале замыкает усадьба Марка Ткачука, имя которого, среди старожилов, до сих пор носит мост, о котором мы ведем наш рассказ. Родился Марко Ткачук на территории древней Подолии в селе Драганивка Каменец-Подольской губернии в 1882 году в семье Ткачука Иосипа и Софии, третьим по счету ребенком.

Самый старший из братьев, точная дата рождения которого мне неизвестна был женат на Соломии, старшей сестре моей бабушки Явдохи. Иван Ткачук, которого в селе называли Иванко, родился в 1880 году и самый младший, Юрко появился на свет в 1888 году. Вскоре после рождения Юрка скончался глава семьи Иосип Ткачук. В составе других переселенцев в Бессарабию София Ткачук переехала с четырьмя сыновьями.

Уже на территории Бессарабии во вновь образованном селе Елизаветовка в самом начале прошлого века Марко Ткачук женился на польке Антонине Климовой из клана Бульбаков, с которой имел три дочери: Марию, Анну и Раису. После смерти Антонины, Марко Ткачук привез в село вторую жену Анну Тимофеевну Кошулян, работавшую, по рассказам старожилов, стрелочницей на железной дороге ст. Гринауцы. 28 сентября 1940 года у них родился довольно поздний ребенок. Назвали его Евгением.

Женю Ткачука я помню с тех пор, как помню себя, брата Алешу, соседей Кордибановских и Гориных. Они были погодками: Алеша, Адольф Кордибановский и Женя Ткачук. Женя, как я говорил, был сыном старого Марка Ткачука. Адольф, старше его на год, приходился Жене племянником, так как мама Адольфа Раина была младшей дочерью Марка от первого брака. Летом они проводили время в нашем садочке, качаясь в импровизированном гамаке, устроенном из веревок и большого старого рядна.

В конце лета отец привез с тока несколько возов вымолоченной соломы. До вечера сложил высокую скирду. Осталось несколько больших охапок, которые отец уложил между забором и старой сливой. Наутро отец ушел на работу. Три друга сложили солому по своему. Настелив жерди, обложили их соломой. Получился великолепный шалаш. Я любил играть в том шалаше, когда брат с друзьями уходил на озеро, либо на бульвар.

Шалаш простоял до осени. Однажды по дороге в огород мама уловила запах табака. Она тут же известила об этом отца. Курящие приятели выскакивали из соломенного шалаша, как выстреленные. В тот же день шалаш был разобран с воспитательной целью и из-за страха перед пожаром. Рядом с нашей скирдой через забор стояла скирда соседа и длинный сарай под соломенной крышей. Разбор полетов показал, что курили друзья папиросы "Прибой", украденные Ваней Гориным в сельском кооперативе, в котором работал продавцом его отец, Василько Горин, недавно похоронивший жену Санду, маму Вани. Самого Ваню за смуглую кожу, смоляные брови и свойства характера сверстники прозвали Жуком. Покойная Ванина мама Санда была дочерью Юрка Ткачука, младшего из братьев.

Санда родила Васильку дочь Анюту и упомянутого знаменитого Ваню. Анюта, вышедшая замуж за Матиева Ивана (Ивана Матвеевича Тхорика), в сорок восьмом родила Сережу. Живший тогда у деда Василька, дом которого находился через дорогу от нашего двора, Сережа был непременным участником наших детский игр и технических увлечений. Ныне здравствующий старший сын Сережи Александр Сергеевич, закончив Каменец-Подольское высшее военное училище служил в Молдавской армии начальником саперного подразделения. По слухам сейчас он в Канаде. Младший, Владимир Сергеевич - журналист.