Как видно, в данном случае царь Петр в очередной раз явился основоположником практики принудительного использования населения в военных целях, к чему впоследствии неоднократно прибегало как царское, так и советское военно-политическое руководство. В связи с этим необходимо вновь отметить то пренебрежение к собственному народу со стороны Петра I, который не только решил опустошать свою и чужую территорию, но еще и возложил на местные власти расходы по подготовке огромной оборонительной системы, но при этом совершенно не рассчитал эффективность требуемых мероприятий (вероятно, даже не подумал об этом, именно потому, что расходы обременяли не государственный «царевый» бюджет, а население). Вся та гигантская подготовка, осуществленная русскими податными сословиями на западной границе России, о которой говорит в своем исследовании В. Молтусов, оказалась на деле совершенно напрасной тратой сил и средств.

Как отмечает сам В. Молтусов, вследствие размаха инженерных работ, которые нельзя было скрыть или замаскировать, шведское командование не могло о них не знать [71] . Согласно воспоминаниям генерал-квартирмейстера шведской армии полковника Акселя Гилленкрока (Юлленкрук, Axel Gyllenkrok, Gullenkrook, был взят в плен русскими уже после битвы под Полтавой, в сентябре 1709 года под городом Черновцы, в ходе неудачного разведывательного поиска небольшого отряда шведов, который, возможно, имел целью спровоцировать войну между Турцией и Россией), он предупреждал короля Карла о подготовке противником укрепленной линии с целью удержания оборонительных сооружений в труднопроходимых местах на главных дорогах из Белоруссии к Смоленску и Москве [72] . Даже преодолев эту линию, шведская армия могла быть легко отрезана русскими, которые вновь блокируют дороги за спиной шведов, а впереди будет лежать выжженная неприятелем местность, что неминуемо приведет к нехватке продовольствия и фуража. Поэтому Гилленкрок посоветовал Карлу обойти основную часть вражеского рубежа, начав наступление из Белоруссии в Прибалтику, в общем направлении на Псков (для этого Гилленкроком заблаговременно был составлен подробный оперативно-стратегический план ведения военных действий на северо-западном театре, включавшем важнейшие направления от Риги до Выборга). Однако король отверг этот вариант, практически не объяснив мотивы своего решения.

Тем не менее шведская армия так и не предприняла попыток преодолеть построенный русскими оборонительный рубеж, повернув от Смоленска на юг, в Северскую землю Украины. Однако объяснялось данное решение шведского командования вовсе не опасениями перед оборонительными сооружениями противника, но острой нехваткой продовольствия, обусловленной вражескими мероприятиями по опустошению и выжиганию местности. При этом, в случае возобновления наступления на Москву, шведы обходили весь оборонительный рубеж неприятеля с юга. Другой вопрос, что принятое шведами решение, принципиально верное в иной ситуации, оказалось в итоге стратегическим просчетом, поскольку не учитывало ряда факторов, среди которых, прежде всего, отсутствие реальной возможности пополнения армии личным составом, а также непреодолимые трудности с получением предметов снабжения и ограничение возможности скрытно маневрировать в связи с активными действиями вражеской иррегулярной кавалерии и слабостью собственной легкой конницы.

Относительно использования русскими иррегулярной кавалерии – ее точное количество ни в одном из источников не приводится, однако в конце Северной войны численность русской иррегулярной конницы составляла 30–35 тыс. человек; по другим данным численность всей русской кавалерии за время Северной войны доходила до 84 тыс., причем количество драгун в 30 фузилерных и 3 гренадерских драгунских полках, составлявших всю регулярную кавалерию действующей армии, в 1720 году равнялась 36,6 тыс., а в 1724 году – 38 тыс. солдат и офицеров, то есть на долю иррегулярной конницы приходится более 40 тыс. человек; тем не менее, по сведениям, которые приводит Е. Тарле, когда 6 июля 1709 года производился смотр русской армии, численность иррегулярных сил составляла 91 тыс. человек [73] . Отсюда неудивительно, что воспоминания и свидетельства участников похода шведской армии (Густава Адлерфельта, Фредрика Вейе, Акселя Гилленкрока, Джеймса Джеффриса, Давида Зильтмана, Даниела Крмана, Адама Левенгаупта, Йорана Нордберга, Йохана Норсберга, Роберта Петре, Станислава Понятовского и др.) полны упоминаниями о постоянных набегах вражеской иррегулярной конницы, которая затрудняла разведку, фуражировки и работу интендантских партий.

Касаясь возможностей самих шведов дифференцированно использовать свою кавалерию, необходимо заметить, что задачи по ведению разведки и осуществлению рейдов в тыл противника и на его коммуникации не могли быть решены силами армейских рейтарских и драгунских полков, поскольку они имели крупных и тяжелых лошадей, специально закупленных в Германии и Дании [74] . Этого требовала тактика боя шведской кавалерии, заключавшаяся в ударном натиске на противника плотно сомкнутым строем эскадрона в поэскадронном линейном боевом порядке. Крупные лошади предоставляли преимущество в таком бою, но быстро утомлялись и требовали тщательного ухода и питания, то есть не годились для длительных маршей по сильно пересеченной местности в условиях содержания на подножном корму. В этом заключалось важное отличие лошадей шведской регулярной кавалерии от конского состава русской армии, где неприхотливые малорослые лошади позволяли использовать драгунские полки при осуществлении глубоких кавалерийских рейдов. Напротив, в шведской армии вся нагрузка по решению задач разведки и рейдирования возлагалась на собственно легкую кавалерию, представленную иррегулярной конницей.

В начале «Русской» кампании, когда боевые действия велись на территории Польши и Белоруссии, легкая иррегулярная кавалерия шведской армии – валашский гусарский полк в составе 12 хоругвей численностью до 2 тыс. всадников, по всей видимости, обеспечивал свое командование достаточно точными разведывательными данными (полк валахов или волохов, швед. «vallacks», называвших себя «товарищами», начал формироваться по предложению генерала Магнуса Стенбока в 1702 году, после битвы под Клишовом, в связи с необходимостью в маневренных конных отрядах при ведении войны в Польше [75] ). Об этом свидетельствует то, что шведам зимой 1708 года с помощью простых обходных маневров удалось вытеснить царские войска с Вислинской линии. Королевская армия за месяц без задержек прошла по лесисто-болотистой местности Мазурских лесов почти 300 верст, обойдя русских, стоявших под командованием Меншикова на переправах через Нарев, а затем кавалерийский отряд во главе с самим Карлом XII с хода овладел ключевым Гродненским мостом через Неман.

В начале лета 1708 года шведская армия была расположена между Гродно и Радошковичами, насчитывая после изнурительного марша через Мазурию и весенних боевых действий теперь уже около 35 тыс. солдат и офицеров, тогда как русские главные силы составляли около 50–55 тыс. военнослужащих [76] . Вместе с тем русские войска были распределены вдоль линии от Полоцка на Двине до Могилева на Днепре, прикрывая как направление на Москву, за которое отвечал фельдмаршал Борис Шереметев, так и Псков, где командование предполагал осуществлять сам царь Петр. Король Карл, отвергнув мирные предложения русского царя, а также советы первого министра Карла Пипера принять план генерал-квартирмейстера полковника Акселя Гилленкрока и начать наступление на псковском направлении, решил двигаться на Москву через так называемые «Речные ворота», по проходу между реками Двина и Днепр, который был защищен Смоленском.

Реализуя это решение, в июне 1708 года шведы форсировали Березину у Сапежинской Березы (Березино), в то время как русская армия ожидала их продвижения на Борисов, Чашников или Уллу (по этому случаю Петр писал к Меншикову: «Письмо ваше получил и видел, что неприятель вас обманул, перебравшись реку Березу в ином месте»). 6 июня шведская армия выступила из Радошковичей и двинулась к Березине. Проходя через Минск, король Карл выделил отряд под командованием генерала Акселя Спарре (Axel Sparre) для дальнейшего марша прямо на восток к переправе через Березину в Борисове, чтобы ввести в заблуждение фельдмаршала Гольца, стоявшего там же с кавалерийским корпусом из трех бригад в составе около 6,5 тыс. солдат и офицеров и 1,5 тыс. казаков. Для обороны переправы в Борисове русские сосредоточили 8 орудий, в том числе 6 средних полевых пушек, размещенных на заранее подготовленных позициях под прикрытием Каргопольского пехотного полка [77] . В то же время главные силы шведской армии повернули к югу, 15 июня вышли к Березине южнее Борисова и под прикрытием артиллерии переправились через реку в трех местах.