Она как-то горько усмехнулась и снова попыталась вырвать свою руку.

Попытка провалилась.

– Хватит, - почти по слогам проговорил я. Она снова дернула руку, вглядываясь в моё лицо. По крайней мере мне так казалось, точно определить было трудно, её несло из стороны в сторону.

Позади себя я услышал тяжёлые шаги.

– Привееет, - девушка заглянула за мою спину и игриво перебрала пальцами свободной руки.

– Привет, красавица. Этот... Достаёт тебя, что ли?

Мы с Беатрис переглянулись. Я взмолился чтобы вся эта ситуация сама собой разрешилась, но для этого проспиртованный мозг Беатрис должен был заработать. На своё разочарование, я увидел в выражении её лица то, чего больше всего боялся.

– Да, - выдохнула она наигранно и перевела взгляд на нашего лысого знакомого, - вот схватил, тащит в свою машину. А я не хочу.

– Так мы это исправим, - весело отозвался бритый.
– Красавица, а ты потом пойдешь со мной?

Рука дернулась.

– Трис, да брось!
– я скривился, хотя знал, что она может пойти. Хоть с ним, хоть с кем-то ещё. Хоть с калекой, хоть со страшным, хоть с психом.
– Закрой рот и сядь в машину.

Обстановка вокруг напоминала натянутый до предела канат. Ещё чуть-чуть и он порвётся, как тонкая ниточка, и что-то случиться. Впервые за все время я посмотрел на этого мудака. Здоровый, в рукопашную одному не свалить...

– Меня зовут Мэган, - выпалила Беатрис. Моя голова резко повернулась к ней, - он даже имени моего не знает. Убери его и я с тобой куда угодно пойду.

Я резко повернул голову к Беатрис и был готов наорать на неё и заткнуть рот ближайшим предметом, какой только попался бы под руку. Но не успел я и наполнить лёгкие, как в глазах помутнело, а мышцы расслабились. Последнее, что помню, это как шатающиеся шпильки Беатрис прошлись перед моим лицом и какие-то слова бритоголового, смысл которых я до сих пор не могу уловить.

Лукас Грин

Я открыл дверь и тихо, по привычке, вошёл в квартиру. Первое, что попалось мне на глаза это, как и всегда, высокое зеркало во весь рост, завешенное чёрной материей. Десять месяцев прошло, пора бы уже снять это, наверное?

И чего это я, вдруг, решил так поступить? Просто захотелось. Когда я жил в России, там постоянно завешивали чёрным зеркала, в том доме, где кто-то умирал.

Пусть повисят.

Поглядев ещё немного на чистый чёрный холст, я направился в самую дальнюю комнату, в свою мастерскую.

Обычно, когда люди попадают сюда, они шокируются и просят поскорее уйти, якобы им тут неудобно. Для меня же это место - единственное, где я могу быть наедине с собой. Я привык к каждой кисти, к голым стенам, к красному дивану и пыли, лежащей на нем. Люблю каждую картину, ведь на них всех изображена она. Красивая, со светлой, родной улыбкой, нежной кожей, желтоватым вихрем волос и почти чёрными глазами, в которых навечно застыл блеск.

Живая.

Каждый день ко мне приходит муза в её воплощении и я не могу перестать делать это. Я рисую её постоянно. Со дня её смерти и до сегодняшнего, будто зачарованный. Не знаю, зачем, но, возможно, так легче переносить утрату, это успокаивает и не даёт мне сойти с ума. Хотя, наверное, уже поздно думать об этом, когда ты почти не спишь, не помнишь, когда ел что-то существенное в последний раз, выходишь на улицу не чаще, чем раз в месяц, а вместо этого просто рисуешь одно и тоже изо дня в день.

Это так странно.

Рисовать человека мертвым чаще, чем когда он был живым. Я вообще уделял ей мало внимания, теперь мне это ясно, но уже поздно. Если бы только можно было исправить...

Думаю об этом каждый день и каждую ночь. Представляю, как бы обернулась жизнь, останови я её.

На мольберте покоилась начатая картина: прорисованные карандашом контуры лица и летящие русые волосы с нежно-розовыми цветами в них. Сначала я хотел сделать их красными, но, по моему мнению, этот цвет очень вульгарный, хоть и выразительный. Он будет отвлекать внимание.

Я подошёл к мольберту и взял одну из кистей. Тонкую, с жёстким ворсом, и принялся выводить линии парящих волос.

Один. В тишине. В закрытой квартире. С воспоминаниями о ней и кровоточащим сердцем.

Кристиан МакМюррей

Я очнулся, когда на улице уже было светло.

– Эй, мужик, закрываемся. Поднимай свой зад и проваливай, - надо мной повисла нестриженная голова хозяина бара. Его длинные волосы почти касались кончиками моего лица.
– То, что с тобой потом будет - не мои проблемы.