— О, я так рада, — произнесла Адора Белль, каждый слог был вытравлен кислотой.

— Просто, что бы там ни говорила группа Шутки Для Женщин, женщины просто не смешные.

— Какое ужасное несчастье, — согласилась Адора Белль.

— Скорее, интересная дихотомия, поскольку не смешны и клоуны, — заметил Ветинари.

— Я всегда так думала, — поддержала Адора Белль.

— Они трагичны, — продолжал Ветинари, — и мы смеемся над их трагедией, как смеемся над своей. Нарисованный оскал косится на нас из темноты, высмеивая нашу безумную веру в порядок, логику, положение в обществе, реальность реальности. Маска знает, что мы скользим на банановой кожуре, которая ведет только к открытому люку гибели, и все, на что мы можем надеяться — это одобрение толпы.

— Куда вписываются пищащие звери из шариков? — спросил Мойст.

— Понятия не имею. Но насколько я понимаю, когда предполагаемые убийцы проникли внутрь, мистер Бент задушил одного весьма правдоподобным забавным розовым слоном, сделанным из шариков.

— Только представьте себе звук, — весело сказала Адора Белль.

— Да! Какой номер! И это без всякой подготовки! А работа с лестницей? Чистое боевое клоунство! Превосходно! — воскликнул Белолик. — Мы теперь все знаем, Хэвлок. После того, как умерла его мать, за ним пришел его отец и, конечно, забрал его в цирк. Любому клоуну было видно, что у мальчика смешное в крови. Эти ступни! Надо было отправить его к нам! Мальчик такого возраста, могло быть много проделок. Но нет, его запихнули в старые одежды его деда и вытолкнули на арену цирка в каком-то крошечном городке, и, ну, вот тогда клоунское дело и потеряло своего короля.

— Почему? Что случилось? — спросил Мойст.

— А как вы думаете? Над ним засмеялись.

Лил дождь, и мокрые ветки хлестали его, когда он бежал сквозь лес, побелка все еще капала с его мешковатых штанов. Сами штаны прыгали вверх-вниз на своих эластичных подтяжках, время от времени ударяя его под подбородком.

А вот башмаки были хорошими. Это были замечательные башмаки. Это были единственные башмаки, которые ему за всю жизнь подошли.

Но его мать воспитала его как следует. Одежда должна быть уважаемого серого цвета, веселье было непристойным, а грим — грехом.

Что ж, наказание пришло достаточно быстро!

На рассвете он нашел амбар. Он соскреб засохший крем, затвердевшую побелку и умылся в луже. О, это лицо! Толстый нос, огромный рот, белая нарисованная слеза — оно будет являться ему в кошмарах, он знал это.

По крайней мере, у него все еще остались свои подштанники и рубашка, которые прикрывали все важные части. Он уже собирался выбросить все остальное, когда его остановил внутренний голос. Его мать мертва, и он не смог помешать судебным приставам забрать все, даже медное кольцо, которое Мать каждый день чистила. Он больше никогда не увидит своего отца… Он должен был оставить что-нибудь, что-то, чтобы он мог помнить, кем и почему он был, и откуда пришел, и даже почему он оставил это. Амбар предоставил ему дырявый мешок, что вполне подошло. Ненавистный костюм был засунут внутрь.

Позже в тот же день он наткнулся на вереницу телег, расположившихся под деревьями, но это были не кричаще-пестрые повозки цирка. Может быть, они были религиозными, подумал он, а Мать одобряла религии поспокойнее, при условии, что боги не были иностранными.

Они дали ему тушеного кролика. А когда он заглянул через плечо человека, тихо сидевшего за складным столиком, он увидел книгу, полную чисел, все они были записаны. Ему нравились числа. Они всегда имели смысл в мире, в котором этого смысла не было. А потом он очень вежливо спросил человека, что за число стояло внизу, и ответ был:

— Это то, что мы называем итогом, — и он возразил:

— Нет, это не итог, это на три фартинга меньше итога.

— Откуда ты знаешь? — спросил человек, и он объяснил:

— Я вижу, что это так, — и человек удивился:

— Но ведь ты только мельком взглянул на это! — и он откликнулся:

— Ну да, а разве не так делается?

А потом открыли много других книг, и вокруг собрались люди и давали ему решать задачи, которые все были такими, такими простыми…

Это приносило все веселье, какое не мог дать цирк, причем оно не касалось сладкого крема, никогда.

Он открыл глаза и различил смутные фигуры.

— Меня арестуют?

Мойст взглянул на Ветинари, тот неопределенно махнул рукой.

— Необязательно, — осторожно ответил Мойст. — Мы знаем про золото.

— Сэр Джошуа сказал, что он бы все рассказал о моей… семье.

— Да, мы знаем.

— Люди бы стали смеяться. Я не смог бы это выдержать. А потом я, мне кажется… знаете, думаю, я убедил себя в том, что золото было только сном? Это объясняло то, что, если я никогда не буду его искать, оно все еще будет там. — Он замолчал, как будто разнообразные мысли стояли в очереди на пользование ртом. — Доктор Белолик любезно показал мне историю лица Чарли Бенито… — еще одна пауза. — Слышал, я с изрядной меткостью кидал торты с кремом. Наверное, мои предки бы гордились.

— Как вы сейчас? — спросил Мойст.

— О, вполне хорошо себя чувствую, — ответил Бент. — кем бы это «себя» не было.

— Хорошо. Тогда я бы хотел завтра видеть вас на работе, мистер Бент.

— Вы не можете требовать от него вернуться так скоро! — возмутилась мисс Дрэйпс.

Мойст повернулся к Белолику и Ветинари.

— Вы не могли бы, пожалуйста, нас оставить, джентльмены?

У главного клоуна сделался оскорбленный вид, который был еще хуже от перманентной счастливой улыбки, но дверь за ними захлопнулась.