— Даже так, это должно быть сказано потише, — сказала она свистящим шепотом.

Он с надеждой кивнул, наклонился вперед и в первый раз за много лет почувствовал женское дыхание вблизи своего уха:

— Я тоже, — сказала она.

Это было около трех недель назад…

Удивительные вещи можно узнать, болтаясь на водосточной трубе посреди ночи. Например, люди обращают внимание на маленькие тихие звуки — щелчок оконной задвижки, шорох отмычки — в большей степени, чем на такие шумные звуки, как падение кирпича или даже (потому что, в конце концов, это Анк-Морпорк) крик. Эти звуки настолько громкие, что их слышат все и потому они являются проблемой всего общества, и, следовательно, не моей личной. Но тихие звуки звучали рядом, предполагая такие вещи, как подкрадывание, а значит, были неотложными и личными.

Так что он старался не делать тихих звуков.

Внизу под ним двор Главного Почтамта гудел, как перевернутый улей. Новая круглосуточная служба работала очень хорошо. Ночные кареты прибывали, а в свете фонарей сверкал новый Убервальдский Экспресс. Все было так, как надо, вот почему для полночного лазутчика все было не так, как надо.

Карабкающийся человек вогнал клин в мягкую известку между кирпичами, переместил вес, подвинул ног…

Чертов голубь! Испугался и в панике взлетел. Вторая нога человека соскользнула, пальцы, держащиеся за сточную трубу, разжались, и когда мир перестал раскачиваться, от скорой встречи с далекими булыжниками его предотвращало лишь то, что он изо всех сил вцепился в клин, который, стоит признать, не представлял собой ничего, кроме длинного плоского гвоздя с Т-образным захватом.

И стену не обманешь, подумал он. Если раскачаться, рукой и ногой можно дотянуться до трубы, или штырь может выскочить.

Ла-а-ад — но…

У него были и другие клинья, и маленький молоточек. Можно ли вбить еще один, при этом не отпустив первый?

Над ним голубь присоединился к коллегам на высоком выступе.

Человек вогнал штырь в известь со всей силой, на какую осмелился, достал из кармана молоток и, когда внизу с бряканьем и звоном отбыл Экспресс, сделал один хороший удар.

Клин крепко встал на место. Человек бросил молоток, надеясь, что звук от его падения будет заглушен общим шумом, и схватился за новую опору прежде, чем молоток долетел до земли.

Ла-а-ад — но. А теперь я… Застрял?

Труба была ближе, чем в трех футах. Отлично. Должно сработать. Переместить обе руки на новый захват, осторожно раскачаться, обхватить левой рукой трубу и можно будет подтянуться до нее целиком. А потом все…

Голубь беспокоился. Вообще для голубей это нормальное состояние. Но этот выбрал именно данный момент, чтобы облегчиться.

Ла-ад — но. Поправка: обе руки теперь держатся за внезапно очень скользкий штырь.

Черт.

И в этот момент, поскольку беспокойство среди голубей перемещается быстрее, чем голый человек через монастырь, начался легкий дождь.

Есть минуты, когда выражения вроде «лучше и быть не может» не всплывают в памяти.

А потом голос снизу произнес:

— Кто там, вверху?

Спасибо тебе, молоток. Наверняка меня не видно, подумал человек. Люди смотрят наверх из хорошо освещенной улицы с никудышным ночным зрением. Но что с того? Они теперь знают, что я здесь.

Ла-а-д-но.

— Хорошо, ты меня застукал, папаша, — обратился он вниз.

— Воришка, да? — донесся голос.

— Ниче не трогал, папаша. Клево, если б кто-нить помог, папаша.

— Ты из Гильдии Воров? На их жаргоне говоришь.

— Не, папаша. Я всегда говорю «папаша», папаша.

Смотреть вниз сейчас было нелегко, но судя по звукам, конюхи и незанятые кучера подтянулись поближе. Это нехорошо. Извозчики обычно встречаются с ворами на пустынных дорогах, где преступники редко задумываются над тем, чтобы задавать милые вопросы вроде «Кошелек или жизнь?». Когда их ловят, то справедливость и возмездие счастливо сочетаются с подвернувшимся под руку куском железной трубы.

Под ним слышалось бормотание, но похоже, что консенсус был достигнут.

— Так, господин Почтовый Вор, — раздался веселый голос. — Вот что мы сделаем, хорошо? Пойдем в здание, да, и я протяну тебе веревку. Вполне честно, так?

— Так, папаша.

Это было неправильное веселье. Это был задор слова «друг» во фразе «Чё, друг, на меня уставился?». Гильдия Воров платила двадцатидолларовое вознаграждение за представленного живьем нелицензированного преступника, и существовало столько способов, о, все еще оставаться живым, когда тебя втаскивают внутрь и швыряют на пол.

Человек посмотрел вверх. Окно комнаты главного почтмейстера было прямо над ним.

Ла-а-ад…но.

Пальцы и руки онемели и одновременно болели.

Он услышал грохот большого грузового лифта внутри здания, удар распахнувшегося люка, шаги по крыше, почувствовал, как по руке ударилась веревка.

— Хватай или падай, — послышался голос, когда человек постарался вцепиться в нее. — В конце концов, результат один и тот же.

В темноте раздался смех. Люди крепко держали веревку. Фигура повисла в воздухе, затем оттолкнулась и качнулась в другую сторону. Прямо под водосточным желобом разбилось стекло, и веревка опустела.