Шрифт:
Было ясно, предположили дварфы, сидя в теньке, что сюда ничего не поступало иным образом, кроме как на кораблях. Но помните: в делах, связанных с коммерцией и золотом, никогда не доверяйте кому-то, кто видит выше вашего шлема.
А еще были големы. Дварфы ненавидели големов, потому что те при всем их весе неслышно двигались и были похожи на троллей. Они постоянно приходили и уходили, приносили черт знает откуда бревна и следовали обратно в темноту…
А потом однажды големы вытекли из дыры, долго совещались, и курящая женщина проследовала к наблюдателям. Они тревожно смотрели на нее, как бойцы при виде самоуверенного гражданского, которого им запрещено убивать.
На ломаном дварфийском она сообщила им, что туннель обвалился, и они собираются уходить. Все, что они откопали, сказала она, — подарки для короля. И ушла, забрав жалких големов с собой. [4]
Это было неделю назад. С тех пор туннель полностью разрушился, и все засыпало песком.
Деньги заботились о себе. Они текли сквозь века, похороненные в бумагах, спрятанные за адвокатами, холеные, вложенные, переключенные с одного на другое, присвоенные, вычищенные, высушенные, закованные железом, отполированные и хранящиеся в сохранности от вреда и налогов, и больше всего в сохранности от самих Роскошей. Роскоши знали своих потомков — они же их вырастили, в конце концов, — так что деньги приходили в сопровождении охранников — попечителей, управляющих и соглашений, открывая из своих запасов следующим поколениям только определенную меру, достаточную, чтобы поддерживать образ жизни, с которым их имя стало синонимом, и оставить им немного, чтобы позволить себе удовольствие продолжить семейную традицию драться друг с другом из-за, да, денег.
4
Дварфы и не подумали сосчитать их, чтобы посмотреть, не осталось ли кого внутри. Это бы ничего не изменило, но позже король, может быть, не стал бы на них так орать.
Теперь они прибывали, каждая ветка семьи и часто каждый человек со своими адвокатами и телохранителями, внимательно заботясь о том, кого им соблаговолить заметить, на случай, если они вдруг нечаянно улыбнутся тому, с кем в данный момент судятся. Как семья, говорили люди, Роскоши уживались подобно котам в мешке. Космо наблюдал за ними на похоронах, а они все время наблюдали друг за другом, прямо как кошки, каждый ждал, чтобы кто-нибудь еще начал драку. Но даже так это было бы достойным приличным событием, если бы этот полоумный племянник старой стервы, которому разрешили жить в подвале, вдруг не объявился в неряшливом белом халате и желтом колпаке от дождя и не прорыдал всю церемонию. Он совершенно испортил всем мероприятие.
Но вот похороны закончились, и Роскоши приступили к тому, чем они всегда занимались после похорон, то есть к разговору о Деньгах.
Нельзя усадить Роскошей за один стол. Космо выставил много небольших столиков таким узором, который демонстрировал все его знание о текущем положении альянсов и второстепенных братоубийственных войнах, но все равно было много движения, стычек и угроз судебных действий, прежде чем люди расселись по местам. Позади них бдительная шеренга адвокатов старательно внимала всему происходящему, зарабатывая по доллару каждые четыре секунды.
Очевидно, единственным родственником Ветинари была тетушка, размышлял Космо. Ветинари везло во всем. Когда он станет Ветинари, придется устроить отбраковку.
— Дамы и господа, — сказал он, когда шепот и обзывания стихли. — Я так рад видеть столь многих из вас сегодня…
— Лжец!
— Особенно тебя, Пупси, — Космо улыбнулся сестре. У Ветинари и такой сестры, как Пупси, не было. Ни у кого не было, Космо был готов поспорить. Она была дьяволом в приблизительно человеческом обличье.
— У тебя все еще что-то с бровью не в порядке, знаешь ли, — заявила Пупси. Она сидела за столом одна, у нее был голос, напоминавший звук попавшей на гвоздь косы с легкой примесью сирены, и она считалась „светской красавицей“, что только лишний раз показывало, как богаты были Роскоши. Если разделить ее пополам, из нее бы получилось две светские красавицы, хоть к тому времени и не слишком красивые. И хотя говорили, что отверженные ею мужчины в отчаянии прыгали с мостов, единственным человеком, кто так говорил, была сама Пупси.
— Уверен, что вы все знаете… — начал Космо.
— Благодаря полной некомпетентности твоей стороны семьи ты потерял наш банк!
Это раздалось в дальнем углу комнаты и породило нарастающий хор соглашения.
— Мы тут все Роскоши, Жозефина, — грозно сказал он. — Некоторые из нас даже родились Роскошами.
Это не сработало. А у Ветинари бы получилось, Космо был уверен. Но в случае Космо замечание только раздражило людей. Рокот возмущений стал громче.
— Некоторые из нас бы справились с этим лучше! — резко выкрикнула Жозефина. На ней было ожерелье из изумрудов, и они отражали зеленоватый свет на ее лицо. Космо был впечатлен.
Всякий раз, когда появлялась возможность, Роскоши сочетались браком с дальними кузинами и кузенами, но нередко в каждом поколении кто-нибудь находил пару извне, чтобы избежать ситуации с тремя большими пальцами. Женщины находили мужей, которые делали то, что им говорят, а мужчины — жен, которые, как ни поразительно, удивительно быстро набирались капризности и чувствительности обритой мартышки, что было знаком истинного члена семейства Роскошь.
Жозефина под хор одобрения села с ядовитым и довольным видом. Потом она выскочила на бис: