Шрифт:
Мойст встал, оделся и с надеждой прислушался, нет ли признаков жизни на кухне. Признав их отсутствие, он сделал себе черный кофе.
Вооружившись им, Мойст прошел в кабинет, где в своем ящике дремал мистер Непоседа, и на столе лежала обвиняюще черная шляпа.
Ах да, он же собирался кое-что с ней сделать, не так ли?
Мойст достал из кармана пузырек с клеем — из числа таких удобных, с кисточкой на крышке — и после аккуратного размазывания стал наклеивать сверкающие хлопья как можно ровнее.
Он все еще был поглощен этим занятием, когда в зоне его видимости, подобно солнечному затмению, вырисовалась Глэдис, держа то, что оказалось беконно-яичным сэндвичем длиной в полметра и толщиной в пару миллиметров. Еще она принесла ему копию Таймс.
Мойст простонал. Опять он попал на переднюю страницу. Ему это очень часто удавалось. Это все из-за его атлетического языка, который сбегал от него каждый раз при виде блокнота.
Э… Он еще и на вторую страницу попал. О, и в колонку редактора. Да чтоб его, даже на политическую карикатуру, которые никогда не были смешными.
Первый Мальчишка: „Почему Анк-Морпорк не как необитаемый остров?“
Второй Мальчишка: „Потому что когда ты на необитаемом острове, тя не могут укусить акулы!“
Уморительно.
Его рассеянный взгляд вернулся к заметке редактора. Вот они-то, напротив, часто бывали забавными, потому что исходили из предположения, что мир был бы лучшим местом, управляй им журналисты. Они были… Что? Что это?
Время обдумать немыслимое… ветер перемен наконец-то подул в погребах… несомненный успех новой Почтовой Службы… марки уже де-факто являются валютой… свежие идеи необходимы… молодежь у руля…
Молодежь у руля? Это от Уильяма-то де Слова, которому было почти столько же, сколько и Мойсту, но который писал такие заметки, как будто у него зад набит твидом?
Иногда за всей громоздкостью было сложно сказать, что именно думал де Слов по поводу чего угодно, но здесь сквозь клубящийся туман многосложных слов, кажется, в Таймс думали, что Мойст фон Липвиг, в общем и целом, учитывая все, сложив одно к другому, сопоставив все факты, был, возможно, нужным человеком в нужном месте.
Мойст понял, что Глэдис стоит за его спиной, когда заметил красный свет, отразившийся от меди на столе.
— Вы Очень Напряжены, Мистер Липовиг, — сказала она.
— Да, точно, — ответил Мойст, снова прочитывая статью. Боги, этот человек и впрямь писал так, будто высекал буквы в камне.
— В „Журнале Самых Что Ни На Есть Леди“ Была Интересная Статья Про Массаж, — продолжила Глэдис. Потом Мойст думал, что, наверное, надо было распознать нотку надежды в ее голосе. Но тогда он думал: не просто высекал, но с очень большими засечками.
— Они Очень Хорошо Снимают Напряжение, Вызванное Суматохой Современной Жизни, — настаивала Глэдис.
— Ну, мы такого точно не хотим, — ответил Мойст, и внезапно все потемнело.
Странным было то, размышлял он, когда Пегги и Эймсберри привели его в себя и вправили кости туда, где они должны быть, что он действительно чувствовал себя намного лучше. Может, в этом и был смысл. Может, ужасная раскаленная боль нужна была для того, чтобы показать, что есть в мире вещи намного хуже, чем случающиеся время от времени побаливания.
— Я Прошу Прощения, — сокрушалась Глэдис. — Я Не Знала, Что Так Случится. В Журнале Говорилось, Что Адресат Испытает Восхитительный Фриссон.
— Не думаю, что это означает способность увидеть собственные глазные яблоки, — заметил, потирая шею, Мойст. Глаза Глэдис засветились так ярко, что ему пришлось добавить: — Хотя сейчас я намного лучше себя чувствую. Так приятно смотреть вниз и не видеть своих пяток.
— Не слушай его, не так все плохо было, — с сестринской солидарностью вмешалась Пегги. — Мужчины всегда поднимают большой шум из-за крошечной царапины.
— Они На Самом Деле Просто Большие Милые Младенцы, — сообщила Глэдис. Последовала задумчивая пауза.
— А это откуда? — поинтересовался Мойст.
— Информация Была Мне Передана Глендой За Стойкой Марок.
— Так, с этих пор я хочу, чтобы ты не…
Большие двери распахнулись. Сквозь них проник гул голосов с нижних этажей, и над шумом, как какой-то слуховой серфингист, скользил мистер Бент, угрюмый и слишком сияющий для такого времени утра.
— Доброе утро, Начальник, — сказал он ледяным тоном. — Снаружи вся улица полна людей. И могу ли я воспользоваться данной возможностью, чтобы поздравить вас с опровержением теории, крайне популярной сейчас в Незримом Университете?